Гроза с Востока. Как ответит мир на вызов ИГИЛ? - [25]
В беседе с Джерджесом один из бывших лидеров египетских исламистов Камаль Хабиб говорил: «Америка старается переделать наше общество и наш образ жизни, включая самый чувствительный аспект, нашу важнейшую линию обороны – мусульманскую женщину». По мнению этого авторитетного мусульманского мыслителя, «права женщин» и «равноправие женщин» – это «кодовые слова, прикрывающие стремление ослабить иммунную систему уммы и сделать ее уязвимой для декадентских западных влияний; это самый эффективный способ проникнуть в мусульманскую общественную структуру и демонтировать ее ценности». «Мусульманская женщина сохраняет пуританский социальный порядок, дорогой сердцу салафитов, таких как Камаль, – замечает Джерджес. – Как только Запад преодолеет эту последнюю линию обороны, – сказал мне Камаль, – звенья социальной цепи распадутся»>106.
Так проясняется причина столь чувствительной и злобной реакции исламистов на попытки изменить к лучшему место женщины в обществе. Видно, что борьба против равноправия женщин выходит далеко за рамки проблем семейного очага, а приобрела характер грандиозной битвы в защиту ислама от целенаправленной кампании Запада, намеренного разрушить традиционные священные мусульманские ценности.
Ясно, что здесь перед нами – глубокая и непреодолимая пропасть. Ум человека западной цивилизации не может понять и принять логику Камаля Хабиба. И здесь мы подходим к исключительно важному пункту в данном исследовании. Речь идет о том, что у исламистов есть своя логика, которую диктует свой, особый ум. Это другой ум. Как пишет Селборн, это может выглядеть отталкивающим для людей, живущих не в мире ислама, но существует и действует логика мощного морального кода. Не следует повторять мелкие клише вроде того, что исламская культура и общество отброшены к Средневековью, к «Темным векам». Воинственность современного ислама – это не упадок, не откат назад. В ней есть логика и резон, нравится нам это или нет. Хранители духовных ценностей, судьи, приговаривающие к повешению, смиренные последователи или смертники-бомбисты – все они знают свое дело. Смерть за богохульство неотделима от этой логики, от этого смысла. В 1994 году в Египте с ножами напали на Нобелевского лауреата, 83-летнего писателя Нагиба Махфуза, известного своими либеральными взглядами. Фараг Фуда, египетский либерал-интеллектуал, был застрелен за то, что позволил себе насмехаться над тем, как исламисты озабочены проблематикой сексуальной морали. В Турции в 1993 году 36 человек погибли в результате поджога гостиницы, устроенного ради убийства Азиза Несина, который перевел и опубликовал отрывки из «Сатанинских стихов» Салмана Рушди. «Объяснять действия такого рода просто фанатизмом и сводить исламизм к терроризму огромная ошибка, – считает Селборн. – Такие акты, равно как и действия смертников-бомбистов, это не только демонстративные волевые поступки, но акции, порожденные рациональным расчетом, какими бы отталкивающими такие резоны ни представлялись другим… Эти акты обычно совершаются не только без сожаления, но и без моральных сомнений… Вот и получается, что в век господства светского начала на Западе большинству немусульман трудно понять акты физического насилия и жестокости, и трудно им противостоять»>107.
Действительно, многие вещи непонятны для западного интеллекта. В Пакистане профессор физиологии Мохаммед Юнус Шейх был в 2001 году приговорен к смертной казни за богохульство. Его вина состояла вот в чем: он сказал в своей лекции, что родители пророка не были мусульманами, поскольку ислама еще не было, именно их сын и создал эту религию. «Такая логика, однако, не сочетается с иным типом рассуждения, тем, который управляет верой и ею защищается. Профессор подал апелляцию, но был застрелен в тюрьме сокамерником, которого, судя по всему, снабдили пистолетом»>108.
На Западе удивляются и возмущаются тем, как арабы, в первую очередь палестинцы, ликуют при известии об актах террора, направленных против населения Запада и Израиля; многие тысячи людей выражают бурную радость, узнавая, что мирные гражданские люди становятся жертвами взрывов. Еще одна совершенно немыслимая для «западного человека» черта если не всех, то многих мусульман состоит в следующем: поражение обычно изображается как победа. Когда в феврале 1991 года армия Саддама Хусейна была разгромлена американцами и выброшена из Кувейта, диктатор объявил о своем триумфе. Ирак был провозглашен лидером мусульман всего мира. И иракцы ему верили, поскольку вся мусульманская традиция позволяет верить, что «победа вторична по сравнению с мученичеством». (Арабское слово «истишхад», имеющее тот же корень, что и «шахид», не совсем точно переводится как мученичество, в нем больше подчеркивается добровольный характер самопожертвования.) Мученичество – это и есть победа.
«Ощущение справедливости и истины, присущих исламу, и несправедливости и фальши его врагов создает у арабов и мусульман уверенность в том, что даже самые недостоверные утверждения, опирающиеся на ислам, являются верными», – пишет Селборн>109. Все, что идет от ислама, истинно и верно по определению, логика здесь ни при чем. Родители пророка не могли не быть мусульманами, хотя сам ислам будет создан их сыном, когда он вырастет. Нелепо? Пусть, но гораздо важнее другое: нельзя даже косвенно оскорбить Мухаммеда, называя его родителей язычниками.
