Гроза над Русью - [73]

— Вои со всей земли древлянской, — гордо сказал Дубор, по-своему истолковав взгляд Свенельда. — Коль нападет ворог, то оборониться нашей земле нечем будет. Осталось совсем мало ратников. Старики, бабы да ребятишки одни.

— Обороним Киев-град — всю Русь от разорения спасем, — сказал Свенельд. — Пока стоит Киев — матерь городов русских — поостережется немец или лях шарпать землю нашу...

На следующий день, едва заалел восток, боевой караван из четырехсот ладей пошел к Днепру. Впереди на легких челноках сновали Дозоры, а по обеим берегам ходила верхоконная сторожа.

Когда до устья реки Уж оставалось около десятка верст, на отмель левого берега выскочило трое конных. Покрутились на месте особым знаком.

— Сполох показывают, — заметил Свенельду тысяцкий Велемудр.

— Вижу...

По сигналу с переднего струга весь караван стал бросать в воду Упоры. Ладьи растянулись на добрых пять верст.

Похватав луки, изготовив мечи и копья, закрывшись огромными щитами, руссы приготовились к бою.

Велемудр поспешил в челноке к берегу. Всадники ждали его. Между ними виднелся связанный по рукам человек в лосиной справе и волчьем колпаке. У одного из верховых поперек седла лежала двухлезвийная рогатина — обычное оружие древлянского охотника.

— Пошто сполох? — спросил Велемудр.

— Дак ить доглядчик сей недоброе сказывает.

— Пошто повязали?

— Чуть ни то Кирпу рогатиной не пропорол.

— Сказывай, кто таков? — Велемудр уставился на пленника пронизывающим взором угольно-черных глаз.

— Древляне мы... — хмуро ответил тот.

— Вижу, што не козарин. Пошто в драку лез?

— Мыслил — тати полочского князя Рогволода. Те лихие робята: чуть рот разинул — и поминай как звали. От них едина дорога — на рабский базар. А кому охота? Вот и отбивался.

— Киевляне мы, — ответил смущенно Велемудр.

— То и спасло воев ваших, по говору узнали. Не то б покололи всех в лесу-та.

— А ты разве не один?

— Знамо дело... — усмехнулся лесовик. — Эй, Сучкарь, выходь! — крикнул он.

Кусты позади всадников раздвинулись, и на отмель один за другим вышли одиннадцать приземистых диковатых мужиков. Все с рогатинами и тяжелыми луками. Всадники и Велемудр невольно поежились.

— Н-да-а... — только и сказал тысяцкий. Потом спохватился: — Да развяжите ж вы его!

Лесовики тем временем окружили киевлян, сняли колпаки, поклонились. Но Велемудр видел, что рожны рогатин все еще нацелены в их сторону, а в глазах охотников застыла настороженность. Вид огромного каравана, казалось, совершенно не смущал их.

— Ну сказывайте, братие, все, што ведаете, — попросил тысяцкий.

— Плывут по Непре-реке струги ненашенские. Споро бегут.

— Варяги?

— Непохоже навроде бы. У варягов струги длиньше и на носу зверь ощеренный. А это должно полочане. Дак нам все одно. И те и другие горе несут.

— Много их?

— До сотни числом.

— А далече ли?

— Верстах в двадцати вверх.

— Как же вы опередили их пехом-то? — удивился Велемудр.

— Тама излучина верст на сорок, а мы напрямки.

— Кто из вас, робята, на струг со мной пойдет? Надобно все в подробностях воеводе обсказать. Там и князь ваш, Дубор.

— Повязан, чать? — мрачно осведомились древляне.

— Миром идем под Киев-град, степняка бить.

— А ?! Ну коли так, поехали... — сказал тот лесовик, которого пленник назвал Сучкарем.

Велемудр приказал всадникам зорко следить за неведомым флотом, а сам с Сучкарем поплыл к передней ладье...

Воеводы обсудили новость. Свенельд распорядился спешно идти к Днепру и перенять встречный караван. Киевляне быстро загородили стрежень могучей реки и изготовились к битве. По знаку Свенельда четыре тысячи комонников разделились — половина переправилась на левый берег Днепра, а другая осталась на правом, схоронившись в прибрежных зарослях. На Две версты вверх против течения, за поворот ушли десять самых быстрых стругов, для того, чтобы, если это враг, заманить его в ловушку. Ну а если друг, то встретить с честью...

Потянулись томительные часы ожидания.

«Ежели это варяги, — размышлял Свенельд, — добра от них в такой час ждать нечего...»

Давно это было — его, тогда еще молодого хафдинга[101] норманнов, ждала смертная кара на родине викингов. Конунг Эйрик Кровавая Секира посчитал молодого ярла Свенельда причиной всех бедствий, обрушившихся на Норвегию. Суд из двенадцати заседателей согласился с мнением конунга, имя которого наводило ужас на подданных. Вина Свенельда сводилась однако к тому, что он был богат, удачлив в битвах и очень популярен среди морских бродяг — викингов. А Эйрик не терпел соперничества даже среди родни — прозвище «Кровавая Секира» он получил за убийство всех своих братьев.

По закону преступника Свенельда должны были убить молотом Тора в четверг. Четверг у норманнов считался днем бога Тора.

Но бог-кузнец, бог-воин не допустил несправедливости — руками друзей Свенельда он разбил оковы и заодно покарал самого конунга: Свенельд в стычке раскроил Эйрику череп тем самым оружием, которое дало прозвище тирану.

На трех дракарах хафдинг бежал из родных мест. Выбор — куда — был сделан давно: только руссы могли надежно защитить его от мести Харольда, сына убитого Свенельдом Эйрика...

Поэтому сейчас Свенельд с волнением ждал встречи с неизвестным флотом. Если это его соплеменники из враждебного клана, то киевский воевода поступит с ними безжалостно. Сил у него для этого достаточно. Правда, вряд ли воины из клана Харольда осмелились бы забраться так далеко в русские пределы — они не могли не знать, сколь велика здесь сила Свенельда. Но мало ли что... Сто дракаров — это шесть тысяч норманнских мечей! Такую силу Новгород мог и не удержать. А викинги и с менее значительными силами захватывали целые страны. Совсем недавно Карл Третий вынужден был уступить им изрядную часть своей территории, которая сейчас зовется Нормандией. За это короля прозвали Простоватым. А ведь тогда к берегам Франкии пристали всего три десятка дракаров...