Гроза над Русью - [102]

Когда очередной сук чуть было не вышиб из седла одного из спутников всадницы, он окликнул ее густым басом:

— Матушка-болярыня, пошто так поспешать? Ить, ста, не ровен час на печенегов аль козар наскочим. Их после погрому много по лесу шастает.

— Вестимо! — поддакнули его товарищи.

Но женщина только сверкнула на них глазами и ожгла хлыстом круп своего коня, благо они выскочили на широкую поляну. Каурый припустил как ветер. Богатыри поначалу отстали, но кони их в извечном азарте погони наддали и пристроились вслед.

До конца поляны оставалось не более сотни шагов, когда из чащи наперерез руссам бросилось с десяток косматых наездников.

— Болярыня, печенеги! — громко крикнул бородатый спутник, поворачивая своего огромного жеребца навстречу врагу.

Двое других мгновенно натянули луки...

Печенеги, устроившие засаду четверке руссов» были еще совсем молодыми воинами и надеялись одним внезапным ударом покончить с противником. Но когда руссы, вопреки их ожиданию, не стали спасаться бегством, а пошли на сближение, степняки не уклонились от рукопашной схватки, как сделали бы их более опытные товарищи. Половина их ринулась навстречу двум великанам-лесовикам, полагая одолеть их числом, а двое верховых и еще трое потерявших коней от стрел руссов попытались перехватить женщину.

— Акерой! Лови уруску! А я сшибусь с лесным медведем! — крикнул один из них, надвигая поглубже косматый шлем.

— Ловлю, Кулобич-бек! — весело отозвался тот, срывая с луки седла волосяной аркан.

Через мгновение петля охватила плечи наездницы, но она оказалась проворнее, чем полагал кочевник, — ловкий взмах ножа рассек струну аркана. Акерой от неожиданности покачнулся. Конь его, сраженный стрелой, упал на колени, и печенег, перелетев через него, ударился головой о ствол дерева.

Молодой русс, прикрывавший всадницу, сшибся с Кулобичем. Кочевник отбил щитом удар русского копья и метнул свое. Русич качнулся и через мгновение пал бы, сбитый вторым ударом, но вспыхнувшие радостью зеленые глаза печенега померкли вдруг — стрела навылет пробила его шею...

Жизнь долго не хотела покидать сильное молодое тело байгуш-бека. Короткими пальцами вцепился он в мягкую лесную траву, словно в гриву коня, навсегда уносящего лихого забияку из этого грозного, но такого прекрасного мира...

Старый лесовик с развевающейся черной бородой сошелся с печенегами, и первый налетевший на него пал наземь, рассеченный надвое тяжелой секирой. Его напарник метнул сулицу в ближайшего кочевника, но промахнулся и тотчас был убит саблей. Старик остался один против нескольких врагов.

— Держись, дядька Калина! — крикнула женщина и молниеносным движением, перевесившись с седла, выхватила из ножен неподвижно лежавшего Кулобича узкий прямой меч.

Молодой лесовик, заслонявший все это время свою хозяйку от стрел и мечей печенегов, направил коня следом за ней. Но глубокая рана в плече лишила его последних сил. Он выронил щит и, качнувшись, ткнулся лицом в конскую гриву.

Каурый конь всадницы сделал несколько громадных скачков в сторону сражающихся и вдруг встал, послушный натянувшемуся поводу.

— Болярыня! — в ужасе крикнул Калина, увидев стрелу с вороновым пером в груди женщины. Откидываясь всем телом назад, она тянула повод, и конь ее пятился, перебирая копытами и храпя.

— Всех-х пор-р-решу!!! — взревел лесовик, размахивая своей страшной секирой. Печенеги наскакивали на него со всех сторон, но он, окровавленный, с рассеченным лбом, в изодранном копьями кожаном панцире, продолжал разить врагов.

— Все-ех-х пор-р-р-решу-у! — рычал Калина, нанося сокрушительные удары. — Все-е-ех-х!!!

— Это сам урусский бог Прун! — в ужасе воскликнули уцелевшие печенеги и прочь рванули своих коней.

— Братья, не оставляйте меня! — закричал им вслед очнувшийся Акерой.

Ему показалось, что товарищи услышали его зов: конский топот стал приближаться. Калина свесился с седла, подобрал копье и замер подле лежащей на земле женщины.

На поляну вылетел отряд русских комонников. Они окружили лесовика. Двое вмиг связали визжащего от ярости Акероя.

— Дядька Калина?! — изумился предводитель отряда. — Пошто ты тут? Што за свара?

— Беда, гридень Мина! — ответил старик. — Гляди... — и заплакал.

— Болярыня Малуша! — ахнул сотский, соскакивая с коня. — Грезится мне што ли? Горе-то какое!

— Не простит нам князь Святослав беды такой!.. — говорили гриди.

Мина снял шлем и приложил ухо к груди женщины: сердце билось тяжелыми редкими толчками. Малуша дышала.

— Жива! — воскликнул сотский, посветлев лицом. — А ну, робята, быстро — ложе походное! Да скорым бегом свезите болярыню к бабке Рубанихе.. А ты, Нехлюд, огляди павших. Авось живой кто.

Гриди быстро срубили мечами две березки, ловко отсекли сучья привязали к жердям попону, прикрепили носилки к бокам двух иноходцев и, уложив раненую, заспешили в сторону селища Будятина.

Калина, прихрамывая, пошел по бранному полю, склонился над молодым лесовиком, что грудью защищал Малушу. Его уже привели в чувство, перевязывали.

— Каково тебе, Тешта? — непривычно ласково спросил Калина.

— Спаси Перун, батя, — улыбнулся тот серыми губами. — А што побили печенегов?