Гроза на Шпрее - [48]

Посетители здесь были разные. Чиновники и спекулянты, дельцы и сутенеры, дамы, которым хочется выглядеть порядочными, и откровенные проститутки. Темные вечерние костюмы, белоснежные манишки вперемежку с яркими пиджаками различных оттенков, строгие платья рядом с вызывающими разрезами и большими декольте. Все это сборище требовало еды и напитков, а в перерывах между выступлениями певиц танцевало, наполняя и без того душный зал запахами табака, пота, одеколона. Когда на сцене появлялась хотя бы чем-то приметная актриса, например, слабеньким и приятным голосом, или, гораздо чаще — крутыми бедрами и практически полным отсутствием одежд, в зале создавали полумрак, и тогда круглая сцена казалась освещенной еще ярче. В такие минуты гул голосов как бы стушевывался, иногда даже совсем стихал, и десятки пар полупьяных, маслянистых глаз впивались в плечи, грудь и бедра певицы или танцовщицы. Потные, разгоряченные жарким, удушливым воздухом, вином и похотью лица поблескивали в полутьме зала, а наступавшую тишину разрывали визгливые звуки джаза и слова модных песенок. Когда номер заканчивался, зал разражался то аплодисментами, то шиканьем и свистом, в зависимости не столько от мастерства исполнения, сколько от физических данных актрисы.

Григорий смотрел на сцену. Сейчас выступала полуобнаженная женщина лет тридцати. Хриплый речитатив двусмысленных куплетов сопровождался какими-то странными па: смесь танца живота с канканом. Между лопатками по натруженной спине стекала струйка пота. На усталом лице певицы застыла гримаса, призванная изображать улыбку. Бледное лицо с напряженным оскалом зубов, темными провалами глаз, подчеркнутых синеватыми кругами, напоминали маску смерти. Движения женщины, несмотря на быстрый темп, были какими-то вялыми. Чувствовалось — она выполняет тяжелую привычную работу, которая ей самой не приносит ни капельки удовлетворения.

— Нелегкая у бедняжки жизнь, — Григорий кивнул на сцену. — Хозяин того и гляди выгонит: постарела, плохо танцует, голоса нет…

— Ха! Голос! А зачем ей голос? Петь она должна бедрами! — Хейендопф расхохотался, довольный собственной банальной остротой. — Голос ей ни к чему… Впрочем, довольно о бабах, — оборвал он смех и, подавшись всем туловищем вперед, впился взглядом в лицо Григория. Красные прожилки в глазах Хейендопфа стали видны отчетливее. Наверно, в Риме он занимался не только своим бизнесом, а отдавал должное и Бахусу. — К черту, говорю, эту старую клячу! Поговорим о другом. Послушайте, Сомов, то есть Фред, как вы желаете теперь себя именовать…

Григорий внутренне улыбнулся: «Ты бы свалился со стула и мордой уткнулся в кафель, узнав, с кем ты разговариваешь на самом деле».

На сцену выскользнула очередная певица, в зале погасили половину ламп, и лицо Хейендопфа растаяло в полумраке.

— Так вот, Фред, — Хейендопф понизил голос до шепота. — Двадцать шестого июня этого года, сидя в собственном самолете «Священная корова», президент Трумен подписал проект о создании «Центрального Разведывательного Управления» в США. Надеюсь, вам не надо объяснять, для чего это сделано? У нас общий враг, силу и мощь которого нельзя преуменьшать. Поэтому надо объединить не только наши, но и ваши усилия. Гелен с сорок пятого года работает на нас. Если бы не это, он бы сейчас сидел за решеткой, как военный преступник. Гелен оказался человеком предусмотрительным, и вовремя сориентировался — пока мы им довольны. Но среди его окружения существует довольно влиятельная группировка, которая уже сейчас мечтает о воссоздании самостоятельной немецкой разведывательной службы. Согласитесь, время для этого еще не наступило. После известного вам выступления Черчилля в Фултоне, — а это был новый курс во взаимоотношениях между бывшими союзниками — мы не можем позволить себе такую роскошь, как распыление сил. Бить надо кулаком, а не растопыренными пальцами! Поэтому желание разделиться нас беспокоит… Как видите, я совершенно откровенен с вами… У вас обширные связи, прочное положение. Помогите нам, а мы, в свою очередь, поможем вам. Мы могли бы, например, передавать вам информацию, это способствовало бы вашей карьере, продвижению по службе…

Хейендопф говорил быстро, грудью навалившись на стол. Он старался говорить потише, его голос охрип.

— Я вас не тороплю. Такие вещи не решаются с кондачка. Но, смею вас заверить, вы не просчитаетесь!

Выигрыш во времени был Григорию на руку. Надо надеяться, он сумеет связаться со своими и получить соответствующие инструкции.

— Ваше предложение меня заинтересовало, но сейчас я и впрямь не могу ответить. Вы правы, такие вещи сгоряча не решаются. Если я приду к выводу, что все сказанное вами полезно мне и Германии, мы продолжим наш разговор.

— Ол райт! Так выпьем за нашу предварительную договоренность и позабудем о делах! Теперь можно вернуться и к девочкам. Я, признаться, не против знакомства с какой-либо смуглянкой.

— К сожалению, я скоро должен буду вас покинуть — у меня деловое свидание.

— К черту! Так хорошо начали вечер и на тебе. А нельзя отложить вашу встречу?

Григорий колебался. Увидеться с Рамони он может и позже, а американец уже здорово хлебнул, может сболтнуть что-либо интересное.