Гроза на Шпрее - [24]

Выслушав отчет Григория, полковник снова насторожился. Обеспокоило его не то, что, переехав границу, Григорий так неосторожно повел себя и даже поддался на провокацию. Гончаренко, анализируя свои ошибки, был и сам беспощаден к себе. Он дорого заплатил за это, сумел выработать единственно правильную линию поведения, которая и помогла ему утвердиться в школе. Легенда Зигфрида-Генриха фон Гольдринга продолжала действовать, как отлично выверенный и пущенный в действие механизм. И вот все, чего он достиг, может рухнуть из-за легкомысленного вмешательства разведчика в судьбу чужих ему людей. Ох, уж эта славянская доброта, желание прийти на помощь всем несчастным и обиженным!

Заметив, как нахмурился полковник, Григорий прервал рассказ.

— Я снова проштрафился? — спросил он, силясь улыбнуться, и нарочно употребляя слова из школьного лексикона, словно это могло уменьшить еще не осознанную им вину.

— Я думаю о вашей командировке в Италию, точнее, о том, какие цели она преследует. Вам поручено вернуть в Испанию патронессу и падре. Не выполнив приказ, вы, в лучшем случае, вызовете недовольство руководителей школы, в худшем — подозрение. На вашем месте опрометчиво ставить себя под удар. А справившись с заданием, вы тем самым еще больше укрепите свои позиции.

— Но я не могу пойти на это! — в голосе Григория звучал гнев и долго сдерживаемое волнение.

— По каким мотивам?

— По общечеловеческим. Протянув кому-либо руку помощи, бесчестно толкать спасенного обратно в бездну, особенно если речь идет о женщине и ребенке. Я обязан завершить начатое. Это та маленькая справедливость, из которой слагается большая справедливость моего народа… Только так я понимаю свою миссию.

— У нас нет разногласий во взглядах, капитан! И все же… — Полковник вскочил, прошелся. Как не хотелось ему сейчас говорить то, что он должен был сказать.

«Что значат эти недомолвки? Почему он вдруг помрачнел? Обиделся?» — с тревогой спрашивал себя Григорий. Тяжелое предчувствие сжало ему сердце.

— Так вот, капитан. — Полковник снова сел. — Меня привел к вам не такой уж счастливый случай. Вам предстоит новая дорога. И не на родину, как вы надеялись.

Воцарившееся молчание вобрало в себя все: сочувствие старшего и тоскливую боль в сердце младшего, равнодушие чужого неба над головой, мохнатые ветви пиний, которые теперь напоминали паучьи лапы, протянувшиеся сверху, скользкую хвою на земле, корни, извивающиеся по поверхности, и напоминающие змей.

Машинально Григорий расстегнул ворот рубашки, провел рукой по влажным волосам.

— Слушаю вас, товарищ полковник, — переведя дыхание, он сделал движение, чтобы подняться.

Рука полковника легла на плечо Григория, легонько нажала на него.

— Сидите! Разговор у нас будет длинный. Но прежде, чем приступить к основному, я хотел бы кое-что уточнить. Скажите, ваше положение в школе не пошатнулось? Вам полностью доверяют?

— До сих пор Думбрайт и Нунке доверяли мне многое, и даже значительно больше, чем положено знать подчиненному. Думаю, они доверяют мне, невзирая…

— Невзирая на что?

— Предубежденное отношение ко мне бывшего заместителя начальника школы Шлитсена и одного из наших радистов, Вайса.

— Чем оно вызвано?

— Как только я появился в школе, Шлитсен стал относиться ко мне настороженно, постепенно это прошло, но вот когда его сняли с должности заместителя и подчинили мне… Он не смог простить обиды ни руководству школы, ни мне.

— А что имеет против вас Вайс?

— Во время дежурства он случайно поймал обрывок какой-то шифровки, потом потерял волну, успокоился и, решив, что это радиопередача местных подпольщиков, даже не счел нужным доложить мне — в тот день я был дежурным по школе. Когда же испанская контрразведка запеленговала одну из передач в квадрате нашей школы, эта история всплыла, а вместе с ней и моя приписка в рапорте. Я писал, что по моим наблюдениям, Вайс злоупотребляет аспирином, как своего рода наркотиком, и предлагал подвергнуть радиста медицинскому освидетельствованию. Очевидно, это и послужило причиной его неприязни ко мне.

— Неприязнь Шлитсена и Вайса в какой-то мере отразилась на отношении к вам Нунке и Думбрайта?

— Внешне — нет. Но меня беспокоит одно: почему именно Вайса послали в Рим? Поручено ли ему помогать мне в розысках патронессы, или он приставлен, как наблюдатель? Правда, я на время избавился от него. Своеобразный выстрел дуплетом: развязал себе руки, а этого кладоискателя выставлю перед начальством в смешном виде. Думаю, после этого его выгонят из школы…

— Гм… возможно, это и неплохой ход. А чем вы объясните, что не выполнили задание и вернулись без патронессы?

— Пока мы ее разыскивали, она выехала в Швейцарию. Такая версия вне подозрений, ибо часть денег синьоры переведена в Швейцарский банк. Я же нападу на след Агнессы лишь после того, как мои друзья устроят ее в безопасном месте. Сам я с синьорой Менендос не виделся и не увижусь. Она даже не узнает, что я в Риме. Что же касается падре Антонио, то ни Думбрайт, ни Нунке не решатся портить отношений с Ватиканом, который принял его под свою высочайшую защиту.

— Более или менее правдоподобно. Надеюсь, этим и ограничится ваша деятельность в Италии?