Гротески - [88]

В этом-то и заключалась вся загадка. Подумайте только, юный, начинающий свою жизнь Арно Фальк сделал предложение Христине Потгарт! У ягненочка хватило львиной удали сказать про свою любовь, а дикая гиена с ангельским смиренномудрием приняла эту любовь и дала свое согласие на брак!

– Пойми, кто может! – провозгласил городской судья после того, как один провизор в продолжение получаса излагал ему свои взгляды на этот замечательный брак. В сущности, судья так же мало понимал во всем этом деле, как и до столь длительного разговора.

Три недели не переставали говорить об Арно Фальке в связи с Христиной Потгарт. Неизвестно, сколько времени это прослужило бы еще темой для разговоров, но как раз подоспело банкротство купца Ролова, и сплетники получили свежую пищу. Кто знает, не случись банкротства, быть может, любознательные обернгеймцы до сих пор не оставили бы в покое несчастного, трижды несчастного юношу. Но, к счастью, Ролов вылетел в трубу; вполне естественно, что каждый порядочный обернгеймец думал и рассуждал только об этом событии.

Я, право, не знаю, интересует ли обернгеймцев в настоящее время история любви Арно Фалька.

– Ведь это случилось так давно… Целых два года назад! – могу я услышать – и нахожу, что по-своему мои оппоненты правы.

Но меня лично такое возражение нисколько не смущает. Я передаю историю вовсе не для того, чтобы потешить моих милых сограждан; я рассказываю ее для себя и для некоторых добрых друзей. Уж я таков!

Но прежде всего считаю своим нравственным долгом поведать, каким образом я открыл истинную подоплеку этого дела.

Все произошло следующим образом. В то незабвенное время я работал в качестве секретаря у нашего городского судьи, и все слухи, волновавшие обернгеймцев, одинаково волновали меня – возможно даже, что в большей мере. Подобно всем остальным, и я горел желанием узнать историю и внутреннюю сторону этой любви. Я решил про себя так: надо думать, что и Арно Фальк, и Христина Потгарт одинаково знают про события и про обстоятельства, предшествовавшие критической минуте. Знают только они, и никто больше! Отсюда следует, что только у них я могу добиться истины.

Обратиться за разъяснениями к Христине – такой шаг был, пожалуй, слишком рискованным. И я решил попытать счастья у Фалька. Я познакомился с ним, довольно близко сошелся, даже подружился, и наша дружба продолжалась целых три недели, вплоть до того дня, когда он открыл мне свою тайну. Только тогда остыла наша связь, уж слишком я грубый и непосредственный человек! Очень жаль! По-моему, неделикатнейшее дело – то, что я во всеуслышание передаю правду. Ведь я страшно компрометирую этого доброго, милого Арно! Это просто возмутительно с моей стороны, но что ж тут поделать? Уж я так создан, что ничего не могу таить про себя. Необыкновенно открытая натура!

Я убедительно прошу Арно Фалька извинить меня. Я тем более достоин извинения, что сам сознаюсь в своем поступке. Нехорошо и то, что я не счел нужным передать рассказ под вымышленными именами, но вряд ли какие-либо другие имена, кроме «Арно» и «Христины», так характерны для этого происшествия. Для того чтобы хоть несколько загладить свою огромную вину, я позволю себе дать вам благой совет: не водите знакомства с писателем, с писателями вообще. Я лично воздерживаюсь. Препоганый, доложу я вам, народец!

Ну, теперь-то я могу приступить к рассказу.

Надо вам знать, что мне стоило немалых трудов и терпения добиться откровенности Фалька. Как я ни старался, как ни хитрил, Фальк не поддавался. И это вовсе не потому, что он догадался, куда я, собственно говоря, гну. Ничего подобного! Он вообще так мало говорил, так волновался в моем присутствии, что я ничего не мог от него добиться. С таким субъектом можно было устроиться только в том случае, когда он выпивал. Но заставить его выпить оказалось еще труднее! Как я узнал, он позволял себе такую непристойность только один раз в году: в день рождения императора. Пришлось ждать этого дня. Господи, на что только не пойдет охотник, гонящийся за дичью! По такому поводу я сам решил напиться.

Наступил давно ожидаемый день, и я выпил во имя кайзера и отечества – выпил вместе с Арно Фальком. Мы сидели рядом, точно самые закадычные друзья.

– Prosit, Арно!

– Prosit, доктор!

– Арно, нам до зарезу необходимо выпить еще бутылочку. Позвольте мне, милый друг, поставить еще! Та-а-ак, прошу вас…

Конечно, этому скромному человеку очень льстило, что такой влиятельный в городе и окрестностях чиновник, как я, доктор обоих прав, секретарь городского судьи, известный жиголо и далее по списку, держится с ним так просто и добивается его дружбы. Арно почувствовал себя совсем другим человеком. Мы распечатали еще бутылочку, выпили на брудершафт, и я на радостях взял еще и шампанского, ибо пользовался у хозяина погребка неограниченным кредитом.

Арно пил, Арно пьянел. И я пил, и я пьянел, но, в отличие от моего нового друга, ничем не проявлял своего состояния. Привычка – вторая натура!

– Ну а теперь, Арно, мы выпьем за здоровье твоей невесты! – сказал я. – За здоровье прекрасной дамы твоего сердца!