Грот в Ущелье Женщин - [39]

Заставе готовую снасть подарил дед Савелий. О губах, где треска ловится на поддев, тоже он рассказал. Ногайцев быстро освоил, как он сам говорил, вековой опыт поморов, и теперь передавал его Яркину.

– Таскать вам – не перетаскать, – пожелал я мотористам и полез вслед за Гранским по протоптанной в снегу тропинке, которая, огибая укутанные в снег утесы, карабкалась к вершине.

Ослепительная белизна. Не за что зацепиться глазу. И на вершине все бело, словно хлопок расстелен на просушку, а тропка, протоптанная пограничниками по краю поляны, как бы подчеркивала пухлость и белизну этого хлопка.

Мы разошлись парами в противоположные стороны, чтобы поскорее осмотреть остров. Отсюда, с его плоской вершины, хорошо были видны все расщелки, все губки, и мы, неспешно двигаясь рядом с круто падающим к воде берегом, внимательно вглядывались в мягкий чистый снег на скалах и в расщелках, в пожелтевший и заледенелый у воды – нам нужно было убедиться, нет ли следов на этом белом до рези в глазах снегу. Особенно тщательно осматривали мы северную часть острова, которая, как обратная сторона луны, не видна с заставского поста наблюдения.

Обойдя свою половину и не заметив ничего подозрительного, мы собрались было пересечь остров, чтобы вернуться на катер, но в это время Кирилюк, негромко вскрикнув: «Ото цирк!» – присел необычно для него прытко и, скинув с головы шапку, подобрался осторожно к самому обрыву. Невольно и мы, по выработанной пограничниками привычке, тоже моментально присели и смахнули шапки. А Кирилюк тянул шею, заглядывая вниз.

– Да что там? – спросил Полосухин.

– Тюлени. Бачте як в цирке, – ответил Кирилюк и еще больше подался вперед.

Мы тоже осторожно, чтобы не спугнуть тюленей, заглянули вниз. Увиденное меня заворожило: метрах в десяти выше воды, на выходе из расщелка, была довольно большая площадка, на ту площадку тюлени выталкивали носами бельков, делая это с поразительной осмысленностью – несколько крупных самцов легли ступеньками от лестницы почти на отвесном берегу головами друг к другу; такие же крупные самцы и самки поменьше выталкивали из воды бельков, а самцы-ступеньки подхватывали их носами и перекидывали друг другу, как мешки. Взлетев на площадку, белек неуклюже отползал от края площадки подальше и замирал, сливаясь со снегом, следом за ним шлепался на снег еще один, еще и еще – площадка заполнялась, места для взрослых не оставалось, да они, казалось, и не собирались подниматься вслед за своими беспомощными пушистыми детенышами. Бельков же это вовсе не волновало. Прижались друг к дружке и замерли, будто заснули мертвым сном.

– Невероятно! – воскликнул я.

– Ничего невероятного. Заботливые родители, только и всего, – ответил Полосухин и добавил: – Сомнений нет, шторм идет.

Ногайцев встретил нас тоже словами тревожными:

– Товарищ капитан, треска затаилась. Сколько ни дергал – все пусто.

– И мы домой. Под крышу. По пути Гагачий, Малыши и Тригорий окольцуем на малых. Без высадки. Понял? Тогда – вперед.

И встал на нос. Словно не услышал тихой реплики Гранского: «Куста боится» и злого ответа Кирилюка: «Угомонись, злыдень!»

Катер попятился из бухточки и, развернувшись, заспешил к Гагачному, а через четверть часа, обойдя его на предельно близкой дистанции, чтобы хорошо можно было осмотреть берег, взял курс на Малышку. Никаких изменений вокруг. Сонная салма, и катер словно гладит и без того отутюженную синь. Небо бездонное без единой тучки с холодным солнцем. Когда он будет, этот шторм? Успели бы, возможно, все острова по науке осмотреть.

Полосухин словно перехватил мои мысли. Усмехнувшись, проговорил:

– Благодать какая вокруг. Так и хочется не торопиться.

– Ну и давай осмотрим острова, как и планировали.

– Риск – благородное дело, так, что ли? А разум для чего? Думаю, что… – Полосухин не договорил. Прервал его Потап Кирилюк:

– Бачте, яка шарина! О, прет!

Все мы вскинули головы: нас перегонял, плавно снижаясь, большой шар с маленьким черным контейнером на стропах.

– Самый полный! – крикнул Полосухин.

Катер вздрогнул, задрожал, как в малярийном приступе, забурлила вода за кормой. Мы же не спускали глаз с шара. Ниже и ниже его полет, но тянет, не плюхается в воду. Маячный перелетел и скрылся за ним.

– Право руля. В море, – подал команду Полосухин и пробурчал недовольно: – Давненько таких гостинцев не было.

Успели мы выйти из салмы прежде, чем шар опустился на воду. Засекли мы место его падения. Милях в двух мористее Беруна, последнего острова Оленеостровской салмы.

– Право руля! – скомандовал Полосухин, хотя шар виделся прямо по курсу.

– А для чего вправо? – спросил я.

– Как зачем? – удивился Полосухин. – Какая сейчас вода?

– Отливать начала.

– Куда течение, когда отливает? Читал ведь, Евгений Алексеевич, лоцию.

И верно, шар начало сносить в море. Не очень быстро, но догнали мы его только милях в четырех от островов. Яркин зацепил багром за стропы, Гранский, вскинув автомат, полоснул длинной очередью – засвистел шар, сморщился.

– Отлетался, – удовлетворенно проговорил Гранский, помогая Ярцеву и Кирилюку втаскивать шар в катер. – А большой какой. Раньше, помнится, поменьше прилетали.