Грот в Ущелье Женщин - [32]

Дед же распалялся все более и более. Приход нового человека, видимо, влиял. Не раз и не два, как мне думалось, вел подобные разговоры дед Савелий с Полосухиным, а сейчас, как я понимал, он «работал» на меня. Меня брал на короткий чембур, чтобы и я проникся болью и обидой поморской. И он добился этого, повернул мои мысли в нужное ему русло. Слушая возмущенный рассказ о том, как поморы-мастера построили Петру два добротных корабля, и как Петр вскоре забыл о тех кораблях, забыл о мастерах российских и принялся созывать всяких иностранных чистоплюев – слушая деда Савелия, я начинал вспоминать все, что читал о Петре. И память, как ни странно, выхватывала только негативное. Так же примерно обвинял Петра Валишевский, который писал, что, пренебрегая опытом народа своего, навез тот мастеров из Австрии и Пруссии, а матросов и плотников из Голландии, но те не спешили проявлять свои способности, пьянствовали, дрались – судьба флота России им была совершенно безразлична.

– Иноземцам тем, – возмущался дед, – Россия – дойная коровушка. Иль челны казачьи не хороши были?! К той же крепости Азову будто не ходили на них бить турку?! Самодержец, он и есть – самодержец. Что ему народ-умелец! Аль не знал Петр, что еще при Михаиле Федоровиче голландцы опростоволосились со своими кораблями. Попросили они у царя корабли в Нижнем Новгороде построить, чтобы к Персии путь проложить короче. Вышел ли толк из того? Потопли корабли все ихние. Иль конфуз Алексея Михайловича, родителя Петра? Тоже корабли строил на манер голландских в Дедилове. И тоже все погибли. Крутой норов у Волги-матушки нашей. И Каспийское норова крутого, как и Студеные наши моря. Сколько торгового люда да ватажников погибло на них, пока наловчились они по рекам и морям неласковым ходить? Вот и возьми тот опыт народный. Так нет, подавай галеры голландские, венецианские да английские – и все тут. Хоть кол на голове теши!

В глазах деда искреннее негодование, словно его лично обидел Петр, да так, что никак нельзя этого простить.

– Иль взять корабли архангельские, Петру построенные. Испытал он их? Испытал. Еще как! В пакосной ветер попал. Каравелла заморская враз бы киль задрала, а шняк выдержал. Целехоньким царя-батюшку на берег доставил. Корабельному вожу Антону Тимофееву тридцать целковых пожаловал. А Петр кошелек не щедро открывал. А тут – на тебе. Не пожалел. Заслужил, значит, вож великим мастерством. Как не гордиться корню нашему этим?!

– Что, – спросил я, – от Тимофеева род ваш идет?

– Мало берешь. Мы – от первых поморов! От тех, кто на Грумант путь торил. Кто Новую Землю крестами обсаживал. От кого Мангазея началась. Вот и суди: гордость за смелость, ловкость и мастерство предков далеких есть, но и обида горькая сохранилась, – и вдруг спросил меня: – Читал, говоришь, французишку? А не усек небось, как он мореходов земли Русской унизил? Слова те я как «Отче наш» знаю: Петр, дескать, мореплавателей из нас, русских, делал, да не смог, бедолага. Не осилил упрямства народного. Ишь, как щелкопер рассудил! А если прикинуть, то имел право. Потому, как при Петре понастроили фрегатов да галер целую тысячу, а через десять лет после его смерти, когда потребовался флот, чтобы осадить с моря Штеттин, то с горем пополам наскребли по сусекам причальным пятнадцать кораблей. Шпаклевали да смолили, чтобы могли на воде держаться хоть чуток. А командовать ими и вовсе оказалось некому.

– Что-то не то вы, Савелий Елизарович, говорите, – усомнился Полосухин. – Петр считается создателем русского флота. И Архангельск он основал. Соломбалкой по сей день называют место, где бал он справлял.

– Ты меня не хули, Лукьяныч! Ты прежде подумай, прикинь головой своей, солома откуда взялась, чтобы стелить под ноги господам? Вот тебе и основал… Архангельский порт при Иване Грозном построен. Прежде в Холмогорах он был. А Соломбалка – испокон веку – Соломбалка.

– А корабли боевые не он же погубил. Виновны те, кто после него правил.

– Эка – рассудил! Если дом на крепком фундаменте возведен, хошь не хошь, стоять будет. Даже спали его весь, а фундамент целым останется.

– Окно в Европу кто прорубил? – не соглашался Полосухин. – Петр! Первые военные школы кто открыл у нас? Петр. Академия наук откуда начало берет? От Петра. Тульский оружейный – тоже детище Петра. Газета первая. Типография первая. Разве перечислить, что Петр России оставил? Он много добра сделал для России.

– Люди не зря сказывают: весь ад вымощен добрыми намерениями. Много чего начинал Петр, да немало после него переделывали. Только, как сын мой ученый говорил: не знаешь – не берись судить. Вот и я не берусь обо всем вести разговор. Не по мне орешек тот. Про окно имею сомнение. Уверен, что с открытыми воротами жила Россия извечно, но помолчу об этом. А вот о поморах – знаю многое. Вреда много от новшеств самодержца. По его воле вожа на лоцмана переименовали, стреж фарватером нарекли, стриг на румб поменяли, но это – мелочь; а вот в чем сущность, скажу: шняки да раньшины, привыкшие к штормам нашим, ходкие на волне, на заморские корабли чего ради меняли? Заморским сподручней ласковое море. И захирел флот русский на многие десятилетия. Перевелись кормчие, которым голландцы завидовали, земля Русская – гордилась. И Новую Землю едва заново не открыли. Да что Новую Землю?! Устье Двины, оказалось, англичане открыли. И год известен – 1553-й. Город, дескать, после того Архангельск, значит, вырос. И смех и грех. А мангазейский путь вот теперь, после Октябрьской, открыли и освоили. Ты, друг ситный, Лукьяныч, чем поперечить, поспрошай на Мизени, на Терском и Летнем берегах стариков поморов. Будет отпуск – поезжай. Не спину обжигать на Черном море, а по берегу Студеного пройдись. Тебе о мангазейских путях порасскажут, вожей, кто хаживал туда, вспомнят. Еще о тех ватагах, о кормчих, которые моря северные как свой коч знали. Еще книги умные почитай. Мой сын сказывал мне: дьяк Герасимов представил карту северного морского пути в теплые моря и до Амура. Сказку ту дьяк Герасимов по картам вожей составил. Те ему все свои секреты раскрыли, все удобные пути для хода и самое лучшее время. Взять предлагал Герасимов под державную руку десятком веков освоенный поморами путь. Отчего не получилось предложенное, особ разговор. История долгая. Вспомним в иное время.