Грот афалины - [39]
Голос у Крафта был усталым, но Раджу не казалось, как в те разы при разговорах, что Крафт не только неправильно строит фразы, но еще и разыгрывает роль бедного и обманутого всеми простачка.
— Друже Абрахамс… Тебе такое задание. Привезешь врача из частной клиники Энтони Рестона. Патологоанатома. Вскрывает тех, кто умер. Пусть поглядит нашу Джейн… — Мистер Крафт говорил тихо, точно на похоронах, и Радж еще раз подивился: человек не похож сам на себя.
Когда за Абрахамсом закрылась дверь, Крафт сказал Раджу:
— Что ты думаешь обо всем этом? Ты знаешь, что я имею в виду.
— Догадываюсь. Я уже думал… Похоже, что нет. Понимаете? Никакого отношения к гибели Джейн «триада чайна» не имеет.
— И я так же думаю. При их жестокости и быстроте на расправу — и такая деликатная месть. Но на всякий случай пусть поглядит врач. Интересно, что он скажет…
«Говорить ли ему про ночной обстрел?» — подумал Радж уходя. И покачал головой: не скажет. Неизвестно, что захочет сделать Крафт. Может, просто решит уволить, чтоб избавиться от опасного работника, который уже второй раз попадает в такую ситуацию.
Глава седьмая
Янга ощупали, обыскали, втолкнули в машину. Зажатый между двумя взрослыми, он не видел, по каким улицам мчится машина, куда сворачивает. Ехали долговато — только это и понял. И еще удивился: почему человека с баулом не посадили с ним — машина ведь была большая, семиместный фургон.
В полицейском участке Янга впихнули в большую комнату, с лязгом закрыли дверь.
Прежде всего он ощутил резкий смрад. Комната была странная, оконце одно, под самым потолком, зарешеченное. На потолке едва светила лампочка в деревянной сетке. Света она давала мало, на полу было почти темно. Хотел прислониться к стене — и отшатнулся: больно кольнуло в плечо. Стены были оштукатурены так, что в ней густо торчали соски-шипы, точно чешуя акулы. Окрашенные в грязно-синий цвет, они поглощали весь свет, падавший на них. Когда глаза немного привыкли к темноте, Янг разглядел, что в комнате нет ни лавок, ни табуретов, в углах под оконцем лежат какие-то бродяги в лохмотьях. Один из них приподнял косматую голову и снова улегся, подложив под ухо локоть.
Янг боялся подходить к ним, опустился на корточки у дверей. Сесть как следует брезговал — таким грязным, в каких-то потеках и пятнах был цементный пол.
Терпел так около часа. В голове вспыхивали обрывки мыслей: «Попался… В тюрьму бросили… А что же теперь будет? А как же Радж? Он ведь ничего не знает, где я, что со мной… А Пуол — гад… Гад из гадов! Последние деньги выманил да еще полиции подсунул…»
Потом заскрежетал ключ в дверях, всунулся до половины туловища полицейский, огляделся по сторонам.
«Тебя!» — дернул за плечо Янга.
Привел в какую-то комнату или кабинет. У окна за столом сидел человек. Янг не успел присмотреться кто, как полицейский козырнул и боком, как краб, вышел.
Янг снова взглянул на стол. Так это же сидит тот офицер-полицейский, что вылез на улице из машины, позванивая наручниками. Высокий, с крупными чертами лица, с большим горбатым носом. Сегодня он в штатском и без головного убора. Глядел на Янга и по-отцовски улыбался. Янг не поддался на эту льстивую улыбку, отвел глаза.
Слева от входа был еще один стол, намного длиннее, и сидели за ним двое: тот пижон с усиками, что шел по улице за Янгом и покручивал блестящую палку, и другой — плотный, толстый, точно перекормленный, европеец, в серовато-голубом мундире. Возле него на столе лежала фуражка с надписью на околышке «Interpol». А слева от него у глухой стены за маленьким столом с машинкой сидел еще один полицейский.
— Как тебя звать, парень? — ласково, с улыбкой обратился к Янгу офицер.
— Янг. Янг Синх.
— Очень приятно. Классическое имя для хинди. Лучше и не придумаешь. Скажи, пожалуйста, читать-писать ты умеешь?
— Умею.
— О-о?! — удивился офицер. — Молодец. Тогда бери ручку и распишись на этой вот бумаге.
— Как это? — подошел Янг к столу начальника-офицера.
— Ну — напиши свое имя и фамилию. Этим самым ты дашь клятву, что будешь говорить только правду, чистую правду. Если соврешь, посадим в тюрьму.
Янг медленно нацарапал свои имя и фамилию. Рука дрожала, авторучка не слушалась. Написал и отступил подальше от стола. Очень уж сладким и липким был взгляд офицера — не отлепиться.
— Так, говоришь, как тебя звать? — еще раз спросил офицер. — У меня сын такого возраста, как ты. Кстати, он никогда не говорит неправды.
— Янг Синх. Двенадцать лет скоро.
«Трэт-тэ-тэ-тэ», — застучал на машинке тот, что сидел слева, за маленьким столиком.
— Где ты живешь?
— Нигде.
— Как это нигде? Не в воздухе же ты висишь?
И все время, пока шел разговор с офицером, стрекотала машинка. Янг рассказал про Биргус и про то, как их выперли оттуда американцы (при этих словах все присутствующие в комнате переглянулись и даже закряхтели, зашевелились). Как отвезли их на Горный, как попали потом на Главный на храмовый праздник, как умер отец, как отвернулись от Янга земляки…
— Так, говоришь, отец и мать умерли? Ай-яй-яй, бедный мальчик…
— Мать не умерла, ее деревом убило, — уточнил Янг.
— Ай-яй-яй… — будто не слышал офицер, открыл ящик стола, поворошил бумаги и нашел там конфетку. — Возьми, пожалуйста. Возьми, возьми, не бойся! И больше никого у тебя из близких родственников нет?
