Громкая история фортепиано. От Моцарта до современного джаза со всеми остановками - [10]

Вплоть до XVIII века у клавикордов были свои поклонники. Композитор Кристиан Фридрих Даниель Шубарт подчеркивал их преимущество перед ранними фортепиано, называя их «звуковой декой сердца», поскольку они «с нежностью отзываются на каждый порыв души». Молодой Моцарт также тепло относился к клавикордам и стремился всегда иметь их поблизости. Если верить его жене Констанции, многие свои шедевры, например «Волшебную флейту» или «Реквием», Моцарт сочинил именно на этом инструменте, а сейчас его любимые клавикорды экспонируются в музее «Гебуртсхаус» в Зальцбурге.

Но задолго до Кристофори существовали и крупные «фортепианоподобные» инструменты. Один такой, под названием dulce melos (дословно «сладкая песня»), описывается в датируемой около 1440 года рукописи за авторством физика, астролога и музыканта Анри Арно, работавшего при дворе бургундского короля Филиппа Доброго. Инструмент был прямоугольный, с металлическими тангентами и звучал похоже на дульцимер.

Письма Ипполито Крикки, органиста и хранителя инструментов при дворе феррарских герцогов д’Эсте, упоминают еще один подобный инструмент, называемый instrumento piano е forte. «Ее высочество герцогиня Урбинская [Лукреция д’Эсте, сестра Альфонсо II д’Эсте] на смертном одре попросила меня унести instrumento piano е forte, который служил ей для музыкальных штудий. Он был унесен и передан леди Лауре Турке, и больше никто ничего о нем не слышал».

Что же это был за таинственный инструмент? Быть может, это был тот самый легендарный эшикье (в Англии известный как «чеккер»), упоминавшийся в летописях еще в XIV веке и названный так, возможно, потому, что его черно-белая клавиатура напоминала шахматную доску[10]? О нем известно немного, однако именно его английский король Эдуард III в 1360 году подарил своему французскому коллеге Иоанну II в благодарность за вызволение из плена. Композитор Гийом де Машо упоминал его в стихотворении в 1370 году, и доподлинно известно, что в 1385 году эшикье был во владении бургундского герцога Филиппа Храброго. В 1415-м испанский кронпринц Альфонсо упоминал, что заказал и себе экземпляр.

А может быть, инструмент Крикки был похож на тот, который в XIV веке изобрел слепой флорентийский ученый и органист Франческо Ландини. Ландини, которому приписывается самая ранняя дошедшая до нас музыка для клавишных, докладывал, что сконструировал новый инструмент с «очень сладким звучанием». Сам он называл его «серена серанарум», что означает «светлейший из светлых, радостнейший из радостных». Потрясающая была штука, судя по всему. Был ли ландиниевский «серена серанарум» похож на виолу органиста Леонардо да Винчи, в которой о струны постоянно терлись специальные фрикционные ролики, создавая эффект своеобразного ящика с оркестром внутри? Сама виола органиста, без сомнения, была потомком еще более ранних инструментов, таких как органиструм X века и позднесредневековая колесная лира. В 1581 году ее услышал Винченцо Галилей, отец Галилео, и записал, что она звучит как «ансамбль виол». Подобный инструмент был в собрании Медичи в те годы, когда Кристофори работал при их дворе.

Каким бы ни был инструмент Крикки, никто не заслуживал унаследовать его в большей степени, чем Лаура Турка. Арфистка и певица, фрейлина герцогини Феррарской, она также была музой выдающегося итальянского поэта Торквато Тассо — именно ей он посвятил бесчисленное множество стихотворений. Одна из ее роскошно декорированных арф, «двойная арфа Лауры», сейчас экспонируется в галерее Эстенсе в Модене. Вместе с Анной Гуарини и Ливией д’Арко Лаура ежедневно выступала при дворе, это входило в ее обязанности. Ее свадьба в 1583 году вдохновила Тассо на сочинение двух сборников мадригалов, в которых воспевалась ее красота и чудесное пение. Но с ее смертью в 1601 году инструмент Крикки «с громким и тихим» был навеки утерян.

Бах не раз критиковал инструменты, сделанные Зильберманом, и мастер принял критику всерьез и внес некоторые изменения. Композитор Вильгельм Фридеман Бах, еще один сын Баха, сопровождавший отца в Потсдам, позже рассказывал подробности. «Господа, старик Бах прибыл!» — провозгласил король, наскоро свернул обыкновенный вечерний концерт и устроил композитору экскурсию среди фортепиано Зильбермана, размещенных в разных помещениях дворца. «Вместе с композитором из комнаты в комнату ходили и другие музыканты, — вспоминал Вильгельм Фридеман, — и в каждом помещении отцу было сказано импровизировать вместе с ними. В конце концов он предложил королю наиграть ему любую музыкальную тему, а он мгновенно, без подготовки, сыграет фугу на ее основе».

Это был настоящий вызов. Фуги нелегки в исполнении: в них, как правило, задается основной мотив, однако прежде, чем он «проживет» полный цикл, его же начинает играть другой голос, а затем еще один, и так далее, пока фактура не станет совсем густой, с мелодическими фрагментами, порой одинаковыми, а порой и разными, звучащими контрапунктом друг другу. Создать фугу с нуля — задача для сильных духом.

«Королю понравилась изящество, с которым отец развил его тему, и, возможно для того, чтобы проверить, где вообще находится предел возможностей музыканта, он заявил, что хочет теперь услышать фугу с шестью независимыми музыкальными темами», — писал младший Бах. И здесь композитор наконец сдался. На ходу придумать шестичастную фугу на основе весьма нестандартного мотива, предложенного Фридрихом, оказалось слишком тяжело. Вместо этого «Бах, к изумлению собравшихся, сам выбрал мелодию и мгновенно исполнил ее в той же величественной и изящной манере, в какой перед этим сыграл тему короля».