Громче, чем тишина - [17]

Поначалу на нас не обращали никакого внимания, однако ситуация изменилась, как только мы представились. Оказалось, что за одним столом перед омбудсменом предстало целых три матери, у которых похитили детей! От неожиданности мы и сами растерялись, так как привыкли общаться с чиновниками поодиночке. Евгения Чахоян – приятная миниатюрная женщина с короткими рыжими волосами и решительным взглядом, Юля Юдинцева и я растерянно переглядывались, внезапно осознав, что теперь мы одна команда.

Евгения, в отличие от нас с Юлей, сама была юристом. Она уверенно апеллировала к статьям уголовного и семейного кодекса, а также УПК, ГПК, цитировала международное законодательство. Евгения не просила помощи, а вела профессиональный диалог со специалистами из аппарата по правам ребенка, призывая их вмешаться и наказать отцов-разлучников, которые злостно нарушают права детей. До знакомства с Евгенией мне приходилось общаться с чиновниками лишь на языке своих материнских слез и эмоций, а формальный стиль протоколов и юридических заявлений был от меня бесконечно далек.

Евгения уже 10 месяцев была разлучена с сыном Артуром, которого у нее отобрал муж-чиновник путем применения физического насилия. Из рассказа Евгении на круглом столе я поняла, что суд никак не может определиться, на чьей стороне правда. Отец-чиновник продолжал самоуправное удержание ребенка на своей территории, пока Евгения билась в правовом вакууме. Евгения настаивала на конструктивных и слаженных действиях всех служб, которые собрались на круглом столе. К сожалению, конструктивный разговор не клеился, назревал конфликт. Общественность требовала решительных действий от госорганов. Органы же открыто признавали свое бессилие в деле Евгении Чахоян и ее мужа-чиновника, который на каждом углу называл супругу сумасшедшей. Все уповали на суд.

Но что суд? Все за столом видели, как Юле Юдинцевой было тяжело держаться на плаву. Перед ней на столе лежали документы с судебным решением и обширная переписка с судебными приставами о невозможности его исполнения. История Юли уже два года не сходила с обложек таблоидов, все с упоением обсуждали личную жизнь актера Панина, и даже ток-шоу «Пусть говорят» не раз вызывало супругов на публичную дуэль. Поэтому ничего нового Юле говорить не пришлось, всем присутствующим была хорошо известна каждая деталь ее громкого дела.

– Сегодня в законодательстве проблема заключается не только в отсутствии административной ответственности за то, что родители, а также другие родственники похищают друг у друга ребенка, препятствуют встречам и даже доступу к ребенку. Проблема состоит в том, что сегодня закон вообще не регулирует то, каким образом определяется место жительства ребенка, когда родители проживают раздельно. То есть этот вопрос вообще не решен! – сказал один из сотрудников аппарата и развел руками.

Люди за столом негодовали:

– Чем вы можете помочь этим несчастным матерям и их детям?

– А чем может помочь омбудсмен? Мы лишь следим за соблюдением законных прав несовершеннолетних. Но раз ребенок после развода, по большому счету, живет в воздухе, то такой ребенок как бомж – у него нет определенного места жительства! Закон это не регулирует, – упирались представители аппарата. – От себя мы готовы выступить с инициативой в Законодательном собрании. Но для этого необходимо выработать поправки.

Евгения Чахоян открыла Уголовный кодекс и обратилась ко всем собравшимся:

– Коллеги, я считаю, что законом определена ответственность! Почему же при имеющихся нормах закона мы не можем их реализовать на практике? Почему существующая статья 126 Уголовного кодекса о похищении человека не распространяется на биологических родителей ребенка? Я обращалась в милицию с заявлением. Но в ответах из правоохранительных структур мне сообщали абсолютную чушь; будто у похитителя должен быть мотив, в то время как родной родитель имеет полное право распоряжаться судьбой своего ребенка.

Кто-то из присутствующих подхватил этот аргумент:

– В Конвенции о правах ребенка, ратифицированной нами 20 лет назад, а именно в 59-й статье, сказано, что нельзя малолетнего ребенка разлучать с матерью без уважительных причин, а до семи лет ребенок считается малолетним.

Дискуссия продолжалась несколько часов и свелась к тому, что уполномоченный по правам ребенка в рамках нынешнего законодательства ничем помочь не может. Сразу после круглого стола я усадила Женю, Юлю и нескольких общественных активисток в машину и отвезла в офис на канал Грибоедова. Там нас встретил Кирилл Палыч, и мы устроили уже свой круглый стол.

Предложение объединить усилия было воспринято единогласно и без колебаний, только все вместе мы могли сдвинуть эту неповоротливую и глухую машину с места. Обменявшись координатами, мы подумали о создании общественной организации, в которую могли бы войти такие же разлученные родители, а также правозащитники, психологи и другие гражданские активисты. Медлить не хотелось, и без того наша борьба превратилась уже в ежедневную работу.

Глава 14

На студии документальных фильмов, где я раньше работала, у меня осталось много друзей. Я позвонила Алине Рудницкой, призеру многих международных фестивалей документального кино. Алина уже слышала о том, что произошло со мной, Юлей и Евгенией, и тут же отозвалась. Она приехала со своими камерой и микрофоном ко мне в офис на канале Грибоедова. Той же ночью мы записали видеообращение к президенту России, состоящее из трех историй – про разных, но одинаково страдающих матерей, разлученных с детьми. Через некоторое время видео было смонтировано и выложено на YouTube. В то же время кто-то принес нам бумажный буклет с анонсом предстоящего Первого Общероссийского форума по защите прав детей. Не было никаких сомнений в том, что нам необходимо выступить на этом мероприятии, чтобы донести проблему до тех, кто принимает решения на уровне правительства. Тогда же мы решили провести перед зданием форума одиночные пикеты, а также подготовить листовки с портретами наших детей и обращением к депутатам, губернатору и всем, кто имеет отношение к семейной политике государства. Алина Рудницкая согласилась фиксировать наши действия на камеру. Впоследствии эти кадры легли в основу документального фильма, ставшего для Алины Рудницкой самым длительным и мучительным за всю ее режиссерскую карьеру.