Гром победы - [25]
Наконец в галицийском местечке Яворове был подписан брачный контракт. Принцесса Шарлотта получала право остаться в своём лютеранском вероисповедании, дети её должны были быть крещены в православной вере — «по греческому закону».
Так возобновилась в России традиция династических браков, скреплявших собою военные и дипломатические союзы. И в дальнейшем русские цари и царевичи женились исключительно на принцессах немецких герцогских домов. Эти принцессы охотно соглашались на то, чтобы дети их воспитывались в православной вере, и даже и сами переменяли вероисповедание. Россия была для немецких князей сильным союзником и покровителем. Русско-немецкие связи, скреплённые царскими браками, порою выливавшиеся в отчаянные противостояния, эти связи очень глубоки. И не будь сильной России, кто знает, возможно ли было бы сложение единого германского государства...
Семейная жизнь Алексея Петровича не продлилась и четырёх лет.
Пётр Алексеевич был свёкром строгим и на денежные дачи скуповат. То и дело он отзывал сына для участия в военных делах, и тогда молодая супруга оставалась в одиночестве.
По приезде своём в Россию она не сблизилась ни с женой царя, ни с его любимой сестрой Натальей Алексеевной. Впрочем, несчастной молодой женщине было не до того. Толки о том, что царевич не любит жену, явились уже повсюду. Между ними не было ни любви, ни теплоты в отношениях, он всего лишь исполнял супружеские обязанности. Но ведь такое положение — вовсе не диво в семьях царей, князей и королей. И Шарлотта могла бы с этим примириться, она была воспитана соответственно; а сделавшись матерью, она получала новые права... Особенно когда после дочери Натальи появился на свет сын Пётр. Но вскоре после родов принцесса умерла.
Её молодой муж был в отчаянии, терял сознание у её постели, казался безутешным. Он в чём-то был человек чувства (уж никак не долга!)...
Совсем маленькие девочки, Аннушка и Лизета, не могли в силу своего малого возраста хорошо запомнить эту семейную трагедию. К тому же вскоре после рождения внука царь порадовался рождению сына от своей «сердешненькой Катеринушки». Кандидатов на роль наследника в будущем оставалось более чем достаточно — два сына, внук... Царевич был совсем молод, мог вступить в новый брак и иметь ещё детей; и наконец, и сам царь ещё мог сделаться отцом, и даже и не раз, как оно и случилось...
И кто бы стал думать о двух девочках не вполне законного рождения как о вероятных претендентках на российскую корону!.. Екатерина ехала к Петру, она не любила разлучаться с мужем надолго. В пути догоняло её письмо о детях, и она после с радостью показывала государю, как «Аннушка приписала имя своё своею ручкою». Царь улыбался, он любил своих детей от Катеринушки. Катеринушка спала и видела своего Шишеньку, маленького Петра Петровича, на троне российском. Но кого из малолетних сверстников ладил в наследники сам Пётр — сына или внука? — оставалось тайной. Только о дочерях в подобном качестве и мысли не было у царя.
Однако события оборачивались столь странно и головокружительно... И об этих событиях девочки уже знали. Но к чему эти события поведут — не знал, кажется, никто...
Царевич Алексей Петрович, которого и до сих пор иные историки именуют «защитником исконной старины» и разное такое, и вот этот самый «защитник» ухитрился совершенно потрясти не только Россию, но даже и Европу несусветным поступком. Он, «защитник старины», очутился человеком нового, бурного времени не менее, нежели его отец.
Ещё при жизни жены-принцессы он связал себя тесно с женщиной самого простого, «подлого», как тогда говорилось, происхождения. Это была «девка-чухонка», крепостная православная финка, известная под именем Ефросиньи. Но она была крепостной не самого Алексея Петровича, а его учителя грамоты, Никифора Вяземского, человека, которого царевич знал с детства. Позднее этот человек проходил по «делу» царевича.
Но что удивительного было в этом сожительстве знатного с женщиной «из народа», что называется? Конечно, ровным счётом ничего! Подобное, должно быть, и с дедом и с прадедом его случалось. Но царевич перещеголял всех, и уж разумеется, и отца. Да, женились на красавицах низкого, незнатного происхождения, но на крепостной сожительнице ещё никто не женился. Вот уж действительно — далее всех пошёл!
И это была любовь, та самая, которая так и не связала его с законною супругою. Каким инстинктам царевича угождала Ефросинья? Или она просто его «понимала», как это ныне принято называть? Не Бог весть что он был в сравнении с отцом, но и он нуждался в понимании, как всякий нуждается...
