Гробовщик - [53]

– Я бы ничего не понял, – сказал я.

- А если бы и понял, – усмехнулся учёный. – Ладно. Упростим задачу. Время и место то же, но ты не кот, ты – комар. Как с твоей комариной точки зрения, есть ли разница, у кого пить кровь, у начальника лагеря или у заключённого из очереди в газовую камеру?

- Я не кот! Я не кот и не комар! Я… – крикнул я и закашлялся.

Кораблёв тут же саданул меня ладонью по спине и продолжил:

- …Человек? Уверен? Я бы даже за себя не поручился. А за тебя и подавно. Может, хватит уже врать самому себе? Ты же цепляешься за прошлое, потому что боишься принять очевидное. Нет, уговариваешь ты себя, все перемены, это только внешне, под оболочкой я остался тем, кем был. Прежним. И даже доказательства себе выдумываешь. К примеру, такое: раз я чувствую, как человек, значит, я он и есть. И вот тебе уже кажется, что ты жалеешь тех бедолаг в Лагере. А еще тебе хочется, чтобы о твоей жалости узнали те, кого ты жалеешь. Как в той песне: «Пожалей меня, потом я тебя, потом вместе мы пожалеемся…» И ведь сам же прекрасно понимаешь, что жизнь – не песня. И что в ответ на твою слабость, а жалость одна из самых поганых человеческих слабостей, никто тебя не пощадит, а уж за человека тебя считать и подавно никто не станет.

Что за сигареты у Кораблёва? Не успел прикурить, как в вот уже – руке маленький окурок. Новый «бычок» полетел в воду.

- А знаешь что? – усмехнулся учёный. – Не жалей в общем. Жалей персонально. Возьмём, к примеру, Кирова. Как несправедливо с нашим полковником обошлись. Он всё так распрекрасно устроил, а теперь его крайним сделали…

На устах Кораблёва была ироничная улыбка.

- Да причём здесь Киров? – устало сказал я. В голове было пусто и безнадёжно

– А, так ты про солдат с блок-поста, или, может, про бродяг из лагеря? – продолжил тем же тоном Болотный Доктор. – Копыто – тоже бродяга, тоже из лагеря. И таких, как он, там полно. Их ты тоже будешь жалеть?

Я, молча, прикурил новую сигарету.

- Ну-ну, давай. Только оборачиваться при этом не забывай. Вполне вместо благодарности может по кумполу прилететь. А потом тому же Щеглову в лабораторию продадут за пару бутылок водки.

- Если делать что-то ради будущей благодарности, лучше даже не начинать, – наконец сказал я. – Вот ты увеченных, да больных лечишь ради благодарности?

- Я другое дело, – насупился учёный, но я прервал его вопросом:

- Ты уверен, что Щеглов меня купит?

- Чего? – растерялся Кораблёв, сбитый с толку неожиданным вопросом. Почесал затылок, забормотал неуверенно. – Сам прикинь. Щеглов занимается выведением бойцовых пород на основе генома человека. Представь теперь, каких монстров он настрогает, если тебя распотрошит! Да что Щеглов! За тебя любой мутагенетик годовое финансирование отдаст. В лёгкую. Ты ж ходячая «нобелевка»!

Он осёкся, глянул из-под нахмуренных бровей:

- Только без обид!

- Да ладно, – отмахнулся я. – А ты со Щегловым как? Пересекался?

- Давно, – буркнул Кораблёв. – И он врядли меня запомнил.

- А есть у него что-то, что тебе позарез нужно?

- В смысле?

- Ну, какой-нибудь прибор, за который ты пяток пальцев себе отчикренишь – в лёгкую!

- Положим, пиросеквентор мне бы не помешал, – снова почесал в затылке учёный. – А ты что задумал?..

Вот тогда-то и прозвучало:

– Их! Надо! Остановить!

Сказано это было именно так: каждое слово в отдельности. Глупо, согласен. Такой пафос к лицу разве что пятикласснику. Ботану, с какого-то перепуга начитавшемуся Дюма.

Кораблёв, помнится, тогда аж захрюкал от смеха.

- Ван Дам, твою мать! Слай Сталонне! Ты себя в зеркале давно видел, герой боевика? Как ты внутрь попасть собираешься? С боем? Или в стелз войдёшь, аки нинзя хромоногая? Это же объект четвёртого уровня секретности! Кто говорит – десять этажей под землёй, а кто – и того больше! Ты же дальше первого рубежа охраны не пройдёшь!

- А зачем мне самому идти? – улыбнулся я. – Меня проведут. Вот продашь меня Щеглову в обмен на свой пиро…, как его там, меня под белы рученьки в лабораторию и доставят.

Какое-то время Кораблёв изучал моё лицо, потом махнул рукой:

- Ладно. Положим, попадёшь ты внутрь. А дальше?

- Не твоя забота, – сказал я. – Ты, главное – сторгуйся.

Вот с торгом чуть и не вышла закавыка. Дважды Болотный доктор через знакомых на Янтаре договаривался о встрече со Щегловым. И дважды она срывалась. Первый раз Кораблёв увидел отблеск оптического прицела на крыше одной из пятиэтажек недалеко от оговоренного места и благоразумно повернул моих «лошадок» обратно. Второй раз в лаборатории произошла какая-то авария и было не до него.

Время поджимало. Я начал было нервничать. Сколько ещё осталось дней до начала полевых испытаний? Два? Три? Не думаю, что тогда Щеглову будет до какого-то там мутанта.

Но, на третий раз встреча таки состоялась. Там-то, в небольшой рощице у окраины Припяти, и договорились о моей и продаже.

А в результате я связанный по рукам и ногам трясся в телеге, которой правил Болотный доктор.

– Ух ты, какие лошадки!

Где-то я уже слышал этот голос?

- Тпр-ру, холера!

А это уже мой возница. Эк у него грозно получилось.

Повозка резко затормозила.

Похоже, приехали. Я завозился, пытаясь приподняться. Надоело, лёжа на спине, созерцать облака в просветах верхушек сосен.