Гробницы Атуана - [31]

– Они вернут мне свободу, Манан!

– Да, как только перестанут гневаться на тебя, госпожа.

– Гневаться?

– Из-за него… Грех еще не искуплен. Ах, малышка, они не простят тебя!

С поникшей головой, зажав в кулаке крохотный мышиный череп, Арха сидела в пыли на нижней ступеньке Трона. Надвигалась ночь и совы на чердаке зашевелились.

– Не ходи сегодня в Лабиринт, – еле слышно прошептал Манан. – Иди к себе и выспись, а утром скажи Кессил, что снимаешь с нее проклятие. Этого будет достаточно, не волнуйся. Особенно когда я представлю доказательства.

– Доказательства?

– Да, что волшебник мертв.

Она замерла, медленно сжимая ладонь. Хрупкий череп треснул и рассыпался в прах.

– Нет, – сказала она и стряхнула пыль с ладони.

– Он должен умереть! Он зачаровал тебя, Арха, и ты не соображаешь, что творишь!

– Ничего подобного! Просто ты, Манан, старый трус! Ты испугался старухи. Как это ты, интересно, собираешься добраться до него, убить и получить свои «доказательства»? Разве ты мог запомнить путь к Сокровищнице, пройдя его в полной темноте? Как ты выйдешь к лестнице, обойдешь Яму, откроешь дверь? Сможешь ли ты ее открыть?.. Бедный старичок Манан, мозги твои совсем заржавели! Как же напугала тебя Кессил! Иди, иди в Малый Дом, проспись, забудь обо всем, и не приставай ко мне больше с разговорами о смерти… Я приду позже. Иди, мой старенький дурачок.

Арха встала, мягко толкнула Манана в широкую грудь, похлопала по плечу.

– Спокойной ночи и хороших снов.

Манана одолевали нехорошие предчувствия, но послушание всегда брало верх, поэтому он повернулся и, сгорбившись, нехотя побрел между колонн к выходу. Арха задумчиво смотрела ему вслед.

Когда Манан вышел из храма, она обошла Трон и скрылась в темноте за ним.

Глава 9. Кольцо Эррет-Акбе

Великая Сокровищница Гробниц Атуана лежит вне времени, вне света, вне жизни. Ни паук не шевелится в пыли, ни червь в промерзшей земле. Поток времени огибает Великую Сокровищницу.

Распростершись на спине, грабитель с Внутренних Островов неподвижно лежал на исполинском каменном сундуке, похожий на статую павшего воина на крыше склепа. Поднятая его движениями пыль усеяла его одежды. Он лежал неподвижно.

Заскрипел замок, и дверь отворилась. Свет разогнал мертвую тьму, сквозняк всколыхнул мертвый воздух. Человек даже не вздрогнул.

Арха замкнула дверь изнутри, поставила фонарь на сундук и медленно приблизилась к неподвижной фигуре. Двигалась она осторожно, зрачки ее глаз все еще были расширены до предела после долгого путешествия в темноте.

– Сокол!

Она коснулась его плеча, позвала еще раз, и еще.

Он пошевелился, застонал и с трудом сел. Лицо его осунулось, и в глазах не отражалось никакой мысли. Он глядел на нее, не узнавая.

– Это я, Арха… Тенар. Я принесла тебе воды, вот она, попей.

Онемевшими руками он нащупал флягу, отпил несколько глотков.

– Как долго? – спросил он, еле ворочая языком.

– Два дня прошло с тех пор, как ты вошел в эту комнату.

Это уже третья ночь. Я не могла прийти раньше, мне нужно было украсть еду, вот возьми…

Арха вынула из принесенной котомки большую серую лепешку, но волшебник отрицательно покачал головой.

– Я не голоден… Это… Это смертоносное место…

Он положил голову на руки и снова замер в неподвижности.

– Ты замерз? Я принесла плащ из Раскрашенного Зала.

Он не ответил.

Арха положила плащ и, дрожа, смотрела на волшебника широко открытыми черными глазами.

Вдруг она упала на колени, склонила голову и забилась в рыданиях, которые ломали ее тело, но так и не выжали ни слезинки.

Волшебник неуклюже сполз с сундука и склонился над ней.

– Тенар.

– Я не Тенар. Я не Арха. Боги умерли. Боги умерли…

Он осторожно стянул с ее головы капюшон и заговорил. Голос его был мягок и спокоен, и хотя язык, на котором он говорил, не был понятен Архе, слова его упали на ее иссохшее сердце подобно каплям нежного дождя. Она затихла.

Когда она успокоилась, волшебник легко, словно ребенка, поднял ее с пола и посадил на крышку сундука, где только что лежал сам, и взял ее руки в свои.

– Почему ты плакала, Тенар?

– Я расскажу тебе, но ты все равно ничего не сможешь сделать. Ты не в силах помочь. Ведь ты тоже умираешь? Хот, это не имеет значения. Ничто больше не имеет значения. Кессил… Верховная Жрица храма Божественного Короля, она всегда была жестокой, она хотела заставить меня убить тебя. Как я убила тех троих… А я не хочу. Почему она присвоила себе такое право? Она насмехалась над Безымянными, а я прокляла ее и с тех пор боюсь, потому что прав Манан, который сказал, что она не верит в богов. Она хочет, чтобы их забыли, и собирается убить меня во сне. Поэтому я не сплю. Я не хочу к себе в Малый Дом. Прошлой ночью я пряталась в своем храме, в комнате, где хранятся одежды для танцев. Перед рассветом я спустилась в Большой Дом, украла еду с кухни, а потом вернулась в храм и просидела там весь день, раздумывая, что же мне делать… А сегодня… Сегодня я слишком устала и подумала, что смогу выспаться где-нибудь в святом месте, куда она побоится прийти, и пошла в Подземелье под Гробницами. Эта та самая пещера, где я впервые увидела тебя… А она уже была там, с фонарем. Наверное, она вошла через дверь у красного камня. Она разгребала могилу, которую выкопал Манан, чтобы посмотреть, есть ли в ней труп или нет. Как крыса на кладбище. Черная жирная крыса… В священном месте горел свет, а Безымянные не сделали ничего – не убили ее, не лишили рассудка. Кессил сказала, что они постарели. Нет, они уже умерли. Их нет. Я больше не жрица.