Гробница Анубиса - [27]

— Черт!

— В сети случаются сбои, — участливо говорит один из клиентов отеля, вышедший именно сейчас подымить сигаретой. Он и мне предлагает одну, я ее принимаю от всего сердца. — Вы в порядке, месье? У вас руки дрожат

Передо мной мужчина лет тридцати, атлетического сложения, одет в серые шерстяные брюки и элегантную рубашку, подобранную со вкусом, чего даже Гиацинт не стал бы отрицать. По-гречески говорит с легким, едва уловимым акцентом.

— Я только что узнал скверную новость. Моя несдержанность вас, наверное, шокировала, прошу прощения, я не заметил, как вы подошли.

— Пустяки. Мне это знакомо. Неприятности, к сожалению, всегда застают нас врасплох.

На его аристократическом лице выражалось сочувствие, ненавязчивое, деликатное. Щелкнув позолоченной зажигалкой, он дат мне прикурить.

— Путешествуете для удовольствия? — из чистой вежливости спросил я.

— Нет, приехал по делам. У меня много работы на этом острове. А вы?

— Я археолог.

Его голубые, стального оттенка глаза вспыхнули, улыбка раздвинула тонкие губы, и я, приглядевшись, догадался, что борода, если б он позволил ей пробиться, оказалась бы светлой. И тут же заметил, что цвет его темных волос и бровей искусственный. Любопытно, ведь щеголи обычно если красятся, то совсем наоборот — в блондинов.

— Как увлекательно! — воскликнул он. — Профессия, навевающая грезы. Однако позвольте представиться: Констандинос Эгригорос.

— Морган Лафет. Весьма рад. — Я пожал протянутую руку. — Вы грек?

— Да, афинянин. Так вы здесь проводите раскопки?

— Нет, приехал посмотреть на кое-какие обломки, — соврал я. — Пишу биографию Кара-Али.

— А, так ваша тема — оттоманские завоевания? Богатый сюжет. Однако ваш герой — сущий варвар, на его совести сотни тысяч жизней.

— Да уж, ваша правда. Что ж, счастлив был познакомиться с вами, месье…

— Эгригорос. Констандинос Эгригорос.

— Простите мою забывчивость. Спасибо за сигарету.

Сердечно простившись с ним и войдя в гостиничный холл, я погасил сигарету, вошел в лифт…

Если этот тип грек, то я — султан турецкий.

5

На следующий день мы попытались через гостиничного администратора взять напрокат машину, но тот, весьма смутившись, сообщил нам, что из-за большого наплыва туристов и внезапной забастовки островных водителей такси до середины дня свободного драндулета не предвидится. Да и то при условии, что мы зарезервируем себе авто уже с утра. Мы так и поступили.

В ожидании машины мы с Гиацинтом пустились в затяжное странствие. В удобных шортах и подходящей обуви для пешей прогулки, с рюкзачками на плечах мы вполне могли сойти за парочку любителей экотуризма.

Автобус (без кондиционера!) после небольшой задержки, связанной с заменой прохудившейся камеры, отвез нас на юг острова и, проделав километров тридцать, высадил недалеко от деревни Пирги, облик которой нес на себе зримую печать Средневековья. Там мы сделали короткую остановку, запаслись свежей минералкой и расспросили, как дойти до нужного нам места. Нам указали дорогу и заверили, что если мы спустимся прямо по ней, то в десятке километров обнаружим древнее святилище Аполлона.

Гиацинт посмотрел на часы и заскрипел, что уже половина одиннадцатого и замена шины похитила у нас драгоценные часы утренней прохлады.

— Глядеть веселей! — Я легонько хлопнул его меж лопаток, чтобы прибавить бодрости. — Припекать начнет только к полудню.

— Почему этот человек соврал? — забеспокоился мой спутник чуть позже, когда мы под отвесными лучами солнца пустились прямо по полю, срезая путь.

Я в ответ пожал плечами и представил самое правдоподобное объяснение случившегося:

— Полагаю, это был очередной малограмотный любитель мифологии. Там, где водятся туристы, таких пруд пруди. — Мой ответ, похоже, его не убедил, и я попробовал переменить тему: — Зная ваше отменное хладнокровие. видеть вас в таком смятении — это, милейший Гиацинт, изрядно действует на нервы.

— Простите, доттор Лафет. — Он все еще норовил произносить это слово на итальянский лад. — Мои, скажем так, функции приучили меня с недоверием относиться к тому, что другим кажется вполне обыденным.

— Да перестаньте же наконец называть меня «доттор», а то мне всякий раз кажется, что вы обращаетесь к моему отцу.

Его лицо несколько прояснилось, и он достал бутылку минералки, чтобы промочить горло.

Вид оттуда, куда мы забрались, открывался замечательный, и, чтобы немного перевести дух, я уселся у старой оливы, прижавшись спиной к ее перекрученному стволу. В ноздри ударял бодрящий запах сочной травы, я вдыхал его полной грудью.

Мой спутник присел на корточки рядом со мной.

— Я беспокоюсь за Этти, — вдруг признался он.

— По какому поводу? Вам стало известно что-то такое, о чем я не знаю?

Он отрицательно мотнул головой и пояснил:

— Сегодня рано утром я говорил с адвокатом, занятым делом вашего отца. Он находит, что последние два дня Этти ведет себя довольно странно.

— То есть?

— Он не смог хорошенько объяснить. Предпочитал околичности, ведь мэтр Гринфилд родом из Лондона. — Гиацинт явно пытался пошутить.

Я мученически возвел глаза к небесам:

— Маатура…

— Женщина?

— Нет. Маатура — это деревня, где он рос.

— У него там остался кто-нибудь из членов семьи?