Грист - [9]

— Но как ты здесь угадываешь, какую кляксу ставить и куда?

— Есть сходные картины. — Молли нацелилась кончиком кисти в левый верхний угол холста, все ее движения были точными и целенаправленными. Они всегда были точными и целенаправленными. — Кроме того, можно различить некие следы изображения, бывшего на этом сегменте до того… до того, как он был замазан тем, чем уж там он был замазан. А для всяких мелких подробностей я использую грист. Ты хотел поговорить о Бене?

— И сейчас хочу.

— Вряд ли ты завернул бы ко мне, чтобы поболтать о старом добром времени.

— Оно и вправду было добрым. Ты все еще делаешь эту штуку с зеркалом?

— Да, конечно. А ты теперь священник, строго блюдущий свой целибат?

— Нет, я священник несколько иного рода.

— Боюсь, я и раньше знала о религии не так чтобы много, а что знала, уже позабыла.

— Как, собственно, и я.

— Андре, что ты хочешь узнать про Бена?

Молли поднесла ручку кисти к палитре и дважды ею постучала. По какому-то признаку две поверхности узнали друг друга, и кисть плотно прилипла. Вокруг кисти неярко замерцал грист, постоянно державший ее увлажненной и готовой к работе. Молли села в кресло, стоявшее рядом с венецианским окном, а Андре в другое, напротив. Между ними стоял маленький стол.

— Дзенский чай? — спросила Молли.

— Конечно, — кивнул Андре.

Стол запульсировал, и на нем стали формироваться две чашки. Постепенно чашки затвердели, а студенистая масса, образовавшаяся в них, истончилась в жидкость.

— Хороший столик. Отлично ты, Молли, устроилась.

— Я предпочитаю делать свое пребывание в мастерской максимально удобным, чтобы можно было полностью сосредоточиться на работе. А иногда позволяю себе ту или иную роскошь.

— А сама-то ты что-нибудь еще пишешь? В смысле, сама, свое.

Молли отхлебнула чаю и указала чашкой на картину Поллока.

— Эти полотна, — сказала она, — я пишу для себя. Это моя маленькая тайна. Я делаю их своими. Или они делают меня своей.

— Интересная тайна.

— Теперь ты ее знаешь. И Бен тоже знал. Или, вернее сказать, Тадеуш.

— Ты же вроде была в бригаде, которая его сделала, я верно помню?

— Консультант по проблемам эстетики, это Бен убедил их подключить и меня. Он сказал мне, чтобы я понимала это как грант для работника искусств.

— После… ну, скажем, завершения курса я как-то потерял вас из виду.

— Ты был очень занят своими новыми обязанностями. И я была очень занята. Все были очень заняты.

— Я не был настолько уж занят.

— Бен следил за твоей работой. Это было частью того, что подтолкнуло его к решению… сделать, как он сделал.

— Я этого не знал.

— Теперь ты знаешь. Он прочитал эту твою статью о проблеме темпоральной пропагации. Ту, вокруг которой столько потом шумели.

— Это было последнее, что я вообще написал.

— И увлекся вместо того булыжниками?

— Так и ты об этом слышала?

— А кто же, по-твоему, натравил на тебя всех этих репортеров?

— Молли, ты врешь!

— Я выжидала, пока не стало окончательно ясно, что ты делаешь лучшую свою работу.

— Да как ты могла меня видеть?.. — Андре посмотрел ей в глаза и все наконец понял. Знакомый отрешенный взгляд. — Молли, ты БАЛ.

Молли поднесла чашку к губам и отпила небольшое, точно отмеренное количество чая.

— Думаю, тебе бы стоило определить меня на настоящий момент как множественную. Я реплицируюсь и реплицируюсь. Это своего рода художественный проект, начатый мною несколько лет назад. А инициатором была Алетея — еще тогда, когда мы были с нею вместе.

— Ты можешь мне о ней рассказать? Ее образ преследовал меня многие годы. Я представлял себе ее как некую femme fatale из фильма-нуар. Уведя тебя, она разрушила все мои мечты.

— Никто меня никуда не уводил. Я ушла. Порою мне и самой непонятно, о чем я тогда думала. Алетея Найтшейд была далеко не подарочек, уж это я вам точно скажу. В то время, когда мы были с ней вместе, с ней случился первый из этих срывов.

— Срывов?

— У нее была врожденная, на генном уровне шизофрения. Из-за этого ей не разрешали стать БАЛом, а ей очень хотелось. Большую часть времени медицинский грист контролировал ее состояние, но иногда… Словом, она всех перехитрила. Она была сообразительнее, чем надо бы для ее блага.

— И вот потому ты и стала БАЛом? — спросил Андре. — Потому что она не могла?

— Я вдолбила себе, что делаю это для себя, но — да. Тогда — да. Теперь все сильно изменилось.

Молли улыбнулась, а свет в мастерской был как раз подходящий. Андре видел в ее глазах следы многогранности. Некая фрактальность радужки.

— Ты себе даже не представляешь, насколько это прекрасно — сколько я могу видеть!

Молли рассмеялась, а Андре слегка передернуло. Благоговение или ужас? Он и сам не знал.

— Алетея была просто женщина, — сказала Молли. — Думаю, она откуда-то из окрестностей Юпитера, Какая-то там луна или что еще в этом роде. — Молли неопределенно махнула в сторону окна; подобно многим обитателям внутренней системы, она воспринимала внешнюю как нечто малопонятное, все тамошние планеты и луны были для нее одинаковы. — Она выросла на какой-то странненькой ферме.

— Каллистианская свободная ассоциация фермеров?

— Вот уж чего не знаю, того не знаю. Она не слишком об этом распространялась.