Грист - [8]

Андре шел по улице, глядя на клубящиеся под ногами облака, а тем временем его конвертат упорно проектировал образы и на эти облака, и на искрящиеся под солнцем лужи.

«Недобрая у меня память», — подумал Андре, однако не стал прерывать поток образов.

Молли Индекс, Бен Кей и Андре в «Вестуэйском» в разгар одного из их долгих споров о проблемах эстетики, происходивших в то время, когда они совместно работали над черновым вариантом статьи «Знание, Созерцание и Деланье: триединый аспект Просветления».

— Я хочу быть «Деланьем», — притворно обиженно завопила Молли и кинула в Бена скомканным листом бумаги.

Бен поймал комок, расправил и сложил из него самолетик.

— Вот так оно должно быть, — сказал он тоном, не терпящим возражений. — Это я — «Деланье». А ты — «Созерцание». И мы оба доподлинно знаем, кто должен быть «Знанием».

Кровожадно ухмыляясь, они повернулись к Андре.

— Не знаю уж, что там я, по-вашему, знаю, только я-то этого не знаю, — сказал он и едва успел увернуться от самолетика, нацеленного прямо ему в глаз.

Место действия — пляж на берегу одного из озер в районе Тарсиса. Двадцатичетырехлетнее тело Молли чуть присыпано красным марсианским песком. Ее голубые глаза смотрят в розовое небо. Ее соски похожи на темные камешки. В сотне футов левее по берегу Бен вылезает из серо-зеленой воды, отряхивая с себя клочья пены. Само собою, он прыгнул в озеро, как только его увидел. Бен никогда и ничего не хотел ждать.

Но Молли выбрала меня. Мне до сих пор не верится, что она выбрала меня.

Это потому, что я дождался ее и уволок в кусты, и поцеловал ее, прежде чем я же успел отговорить себя от этой идеи.

Все потому, что я дождался правильного момента. Ну, чем это не «Деланье»?

Совместная жизнь во время аспирантуры, когда Молли изучала искусство, а он поступил в семинарию на высшие курсы медитации.

Молли покидает его, потому что не хочет выходить замуж за священника.

Ты убьешь себя на этой луне.

Только это конкретное тело. Потом я получу новое. Оно уже выращивается. Так неправильно.

Таков Путь Зеленого Древа. Это то, что делает священника истинным шаманом. Он узнает, что такое умереть, а затем вернуться.

Если ты Пройдешь по Луне, ты узнаешь, что такое потерять любимую.

Молли, я готовился к этой прогулке уже семь лет. Ты прекрасно это знаешь.

Я не желаю с этим смириться. И никогда не смирюсь.

Возможно, он сумел бы найти какие-нибудь слова. Возможно, он сумел бы ее убедить. Но тут появилась Алетея Найтшейд, и все было кончено. Когда он вернулся с луны в своем новом клонированном теле, Молли уже сошлась с новым любовником.

В попытке помириться он делает подношение, но оно возвращено в сопровождении переиначенных слов старой народной песни: «К чему цветы, что шлешь мне ты, когда душа ушла».

Сидя за голым столом под голой, без абажура лампой, он снова и снова слушает эти слова и решает никогда ее больше не видеть. Пятнадцать лет назад, по земной шкале времени.

«Спасибо, — сказал он конвертату, — этого вполне достаточно».

В мозгу Андре промелькнул образ величавого дворецкого, наклонившего голову в полупоклоне. Затем — стая голубей, вспорхнувшая из кустов в закатное небо. Затем лужи опять стали просто лужами, а крошечные тучи — просто крошечными тучами, элементом грозы, разразившейся лишь для того, чтобы мир стал немного почище. Когда Андре вошел в мастерскую, Молли писала картину Джексона Поллока. Тяжелые сапоги, весьма практичные на Тритоне при тамошнем тяготении, прошагали по деревянной лестнице на второй этаж с шумом и грохотом. Вращение обеспечивало Конноту нормальную земную силу тяжести. Андре, конечно же, постучал бы, но дверь в мастерской была настежь распахнута.

— Нет, я не верю своим глазам, — сказала Молли, не оставляя работы. — Призрак моего былого любовника восстал из небытия, чтобы преследовать меня глухими ночами.

— Бу-у-у, — прогудел Андре и вошел в просторную комнату.

Подобно большинству старых вращающихся цилиндров Диафании Коннот имел вдоль своей оси биофузионную лампу, включавшуюся и выключавшуюся по суточному графику. Сейчас был день, и сквозь застекленную крышу в мастерскую вливались потоки яркого белого света. Огромные венецианские окна выходили прямо на поселок. Это освещение заставило Андре вспомнить луну и резкий, всепроницающий, безапелляционный свет, заливавший ее как раз перед тем, когда его старое тело присоединилось ко многим другим в шаманской долине Костей.

— Вчера я видела тут мужика, прогуливавшего собаку с отрезанными ногами, — сказала Молли и обмакнула кончик кисти в синее пятнышко, намазанное на палитре.

— Так это мужик был без ног или собака?

— А может, и вчерашний день. — Молли нанесла на холст аккуратную синюю точку. Все как в старые добрые времена.

— Что это ты там малюешь?

— Нечто очень древнее.

— Выглядит вроде как Поллок.

— Он и есть. Эта картина надолго выпала из обращения, и кто-то использовал ее в качестве скатерти. Для кухонного стола, мне так кажется.

Андре осмотрел полотно, прикрепленное к большой квадратной доске. Некоторые части картины были прописаны просто великолепно, но другие выглядели так, словно ребенок размазал по ней свое бобовое пюре. Но в общем-то, это было похоже на Поллока.