Гримуар - [18]

Платон открыл глаза, проследил за тем как ученик бесшумно выскользнул из комнаты, и улыбнулся, чрезвычайно довольный поведением юноши. «Ученый, особенно когда его мучит жажда знаний и открытий, не должен спать», — подумал он и вновь закрыл глаза.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, в которой рассказывается о ночных приключениях Йошки, о его неожиданном открытии тайного кабинета ученого и о ночном походе на кладбище

Тихо выйдя в коридор и спустившись впотьмах по лестнице, Йошка приоткрыл заднюю дверь, ведущую к амбарам, примыкавшим к постоялому двору, и осторожно выскользнул в ночь. Выйдя наружу, он остановился и внимательно прислушался к ночным звукам.

Ночь выдалась темная. Серп убывающей луны слабо светил сквозь необъяснимо откуда набежавшие тучи. Ночная прохлада неприятно холодила тело Йошки, едва прикрытое шерстяным исподним и накинутой на него курткой. Свою мантию, которая бы сейчас весьма пригодилась, юноша по забывчивости или по растяпству, если так будет угодно Читателю, оставил на постоялом дворе. Что ж, сие свойственно молодости.

Стараясь как можно тише стучать своими подкованными на столичный манер сапогами, Йошка бежал в направлении садов. Мимо шли ряды невысоких, преимущественно одноэтажных домиков, ярко раскрашенных, с красными черепичными крышами. Вот наконец он выбежал на площадь, обогнул фонтан и направился было далее, как вдруг до его слуха донеслись странные звуки. Юноша застыл на месте. В его голове тотчас же пронеслись те жуткие истории, которые были рассказаны при свете костра на берегу Влтавы в том самом месте, где обычно подмастерья со двора Его Величества ловили рыбу в кругу друзей — таких же юных озорников, как и наш молодой следователь. Там были истории и про водяного, всего измазанного в тине, и про поющих русалок с открытыми грудями, и про вурдалаков, встающих по ночам из могил и пьющих кровь одиноких путников, и про ведьм — пожирательниц новорожденных, и про волков-оборотней. Однако вскоре Йошка немного пришел в себя и установил, что таинственные звуки были не чем иным, как пением, которое раздавалось из костела. Воспрянув духом, юноша отважился подойти к церковным воротам. Двери оказались приоткрыты. Из костела доносилось пение.

Псалмы поют, решил про себя Йошка, так как язык показался ему латинским.

Осторожно заглянув в щелочку, оставленную приоткрытой дверью, от которой на ступеньки падал желтый лучик, юноша, удивленный, но не испуганный, остолбенел. Действительно, то, что он увидел, не поддавалось логическому объяснению. В костеле, за исключением священника, более никого не было. То есть с того места, откуда в помещение заглядывал Йошка, было очень хорошо видно хоры, которые оказались пусты. Священник же в полном облачении стоял у алтаря и, как показалось юному следователю, дирижировал невидимым хором, поющим по-латыни приятный для слуха псалом. Само же убранство церкви было неярко освещено.

Похлопав своими длинными и пушистыми, как у девицы, ресницами, Йошка решил, что здесь что-то нечисто и в этом таинственном пении обязательно надо разобраться, но он помнил свою основную цель ночного приключения, а потому со вздохом оторвался от щели и помчался дальше в направлении садов, окружавших домик алхимика.

Уже вбегая в сад, юноша почувствовал, как тучи все более закрывают небо, потому что даже слабое освещение земли, которое давал лунный серп, совершенно пропало. Это принудило Йошку перейти на медленный шаг. Обходя яблони и вишни, в изобилии растущие в садах, он наконец-то добрался до домика. Остановившись, он старательно прислушался, поводя при этом голову то вправо, то влево, как это обычно делала любимая собака пана Ванека. Аптекарь на ночь всегда выпускал во двор своего пса, угрюмого волкодава, которого боялась вся улица, кроме одного только Йошки, который за время знакомства с волкодавом успел не только изучить его повадки, но даже и подружиться с незлобивым, в общем-то, псом. Кругом стояла тишина, по праву сравнимая с могильной. Ничто не нарушало покоя окружающей природы сего таинственного, как его назвал пан Платон, места возможного преступления.

Подойдя к домику, Йошка помедлил, решая, открыть ли калитку или же перепрыгнуть через нее. Естественно, что юность приняла решение в пользу ловкости. Высоко подпрыгнув, юноша сиганул через забор, но тут его ждала оплошность. Он немного не рассчитал высоты и, зацепившись задом за острие забора, с грохотом рухнул на розовый куст, растущий у самого забора. Помянув нечистого, юноша встал, отряхнулся, потрогал рукой зад, прикинул, какова, должно быть, станет заплата, и еще раз чертыхнулся. Ему вспомнилось, как пан Ванек однажды рассказывал, сидя у стойки аптеки тихим зимним вечером, что сатана умеет менять внешность в угоду свою, в том числе и преображаться в дитя Господа — человека. И всем он убедительно на человека похож, однако ж его не так уж и трудно опознать. Для этого надо только снять штаны с преображенного нечистого. Сатана не умеет подделывать самую низменную часть людскую, а именно его зад. У сатаны вместо него второе лицо.

Успокоив себя тем, что в таком виде в нем хотя бы можно точно признать человека, а не падшего ангела, Йошка направился к дому, беспокоясь, по своему обыкновению, не за свою жизнь, а лишь о том, какой он шум наделал падением. Взойдя на крыльцо и приложив ухо к двери, юноша прислушался. Стояла глубокая тишина. Даже птицы, вольно свистевшие весенними ночами, подыскивая себе пару, и те затихли. Нащупав рукой ключ, ученик вставил его в замок и тихо повернул два раза, как нынче днем открывал дверь мастер. Раздалось щелканье, и дверь сама со скрипом отворилась, словно бы приглашала Йошку войти в темноту прихожей. Что тот и сделал, осторожно переступая порог. Тут только он понял, какую ошибку допустил, не подготовясь заранее к исследовательскому походу и не прихватив с собой хотя бы свечного огарка.