Гримасы улицы - [9]
Семья Бузылиных недолго баловала ее. Семейная жизнь их не укладывалась в рамки повседневных будней. Начались ссоры и скоро погибло все. Ежедневные ссоры и драки, гнусная пьяная ругань дико развращали ребенка. Сам Бузылин часто гнал ее, а иногда ставил в холодный коридор и дико рычал пьяным голосом:
— Знаю вас! На свет пускать любителей много а насчет того, чтобы воспитывать–чужому дяде.
Катюша не понимала, о чем говорил ей свирепый отчим. Она только трусливо закрывала глаза, отворачиваясь в угол, боясь зарыдать, вздрагивала подшибленной птичкой. Временами, когда прерывался и затихал гнев, зверь успокаивался, и тогда Катюша слезно молила свою хозяйку, прижимаясь к ней, как будто хотела найти материнскую ласку:
— Я боюсь здесь, — шептала она. — Пусти меня туда, к девочкам, там холосо.
Маленькое сердце инстинктивно улавливало будущую беду, рвалось на волю. Весенние дни не радовали ее и солнце не ласкало и не манило ее на улицу. Слепое невежество семьи атрофировало детское чувство к красоте и беззаботной радости. Бузылина подолгу смотрела в синеву потускневших глаз Кати и не находила ответа. Ей было жаль мужа и жаль ее, маленькую, безответную крошку. Материнское чувство часто убивало ее, она билась в бешенстве, металась и не знала, как поступить. Разве иногда тихо, украдкой шептала: — Потерпи, вместе уйдем отсюда.
Катюша ждала. Буря оборвалась и жизнь затихала, как будто перешагнула грани невежества и зверства…
Глава VI
В сетях соблазна
Это было весной, когда Наташа собиралась выписаться из городской больницы. Был приемный день и к ней приехали Петрушковы. Сам он лет сорока восьми, плотный, здоровый мужчина, в потертом пальто с плисовым отворотом. Огромный нос его с выпуклой горбинкой походил на ястребиный клюз, был красно–багровым и заметно свернутым вбок. Пушисто расчесанные бакенбарды придавали княжеский вид его лицу и делали его солидным предпринимателем. Его жена, Василиса Ивановна, выглядела старушкой. Частые побои окончательно согнул я ее. Выглядела она жалкой, запуганной, мужа осторожно, с улыбкой называла на «вы» и ни в чем не ослушивалась.
— Вы посидите здесь, Еремей Власыч, — говорила она. — А я сию минуточку за ней сбегаю.
— Отстань, — рычал Петрушков. — Пристанешь, как банный лист. Здесь, небось, не в ресторане, штоб, значит, порядок соблюдать. Мне, как почетному человеку, везде место. Поняла? Собака! Я приехал из беды человека выручать, ну, знамо, должен быть и почет, и уважение. А ты, скотина, и этого не поймешь. Дурой была — так дурой–бабой и сдохнешь. Чиво согнулась, к кому я с речью обращаюсь, ай не к тебе? Веди, говорю, куда следует, тут мне не время ждать.
— А–а–а, неудобно-с, Еремей Власыч.
— Молчать, свинья!.. Неудобно. Подумаешь, какие. Ну, показывай, где твоя красавица, я люблю покупать товар лицом.
— Вон, в той палате, что дверь открыта, Еремей Власыч.
— Ты тут оставайся, а «мы», как хозяин заведенья, пойдем туда.
Петрушков развалистой походкой обогнул коридор и, останавливаясь перед дверью, тихо спросил жену: «Которая из них? Тут их чертова дюжина наберется».
— Та блондинка, что в углу, у оконца, Еремей Власыч.
— А ну–ка, загляну. Кажется, ничего, свежая. — И, вырвав картонку из рук подошедшей жены, спокойно подошел к койке.
— Муж мой; Наташенька, Еремей Власыч, — выглядывая сзади, отрекомендовала Петрушкова.
— Цыц, дура! Мы сами знаем, как величать себя.
— Как угодно-с, Еремей Власыч, извольте-с, — раскланялась старуха.
— Брысь, говорю, ведьма!
Наташа с изумлением смотрела на него вспыхнувшими голубыми глазами. Петрушков спокойно снял картуз и несколько раз размашисто перекрестился в пустой угол.
— К вам изволил пожаловать, просить к себе-с. Бездомная вы, сказывают, пожалел, устроить к себе думаю. Вот вам платьице с пальтишкой захватил. Не прогневайтесь, хотел новое заказать–размер не знаю-с.
Наташа медленно поднялась и, как–то живо схватив его руку, прошептала:
— Спасибо, я отработаю вам за все.
— Что за счеты-с, на все бог-с. Може, и со мной так–то случится на старости лет, кому знать? А теперь собирайтесь домой. У ворот и кучер вас ждать изволит.
— Сегодня, Еремей Власыч, нельзя. Доктор меня не выписал, — голосом выздоравливающего человека протянула Наташа.
— Даа-с, нельзя, значит, — прикусывая ус, повторил Петрушков. — На чаек бы ему-с, — за одну ночь не стоит, пожалуй. Хорошо-с. Завтра извольте-с ждать к обеду, сам за вами пожалую. А что касается подарочка, получите-с.
— Спасибо, поставьте на кровать, я уберу.
— Хорошо-с, я завтра сам прибыть изволю-с. Бумаги-с, вид на жительство выправьте-с. Прощайте-с. — Петрушков тяжело поднялся с табурета и вышел. Василиса Ивановна тихо прошептала ей на ухо:
— Едва уговорила. Жалостливый он у меня, страсть, какой. Любить будет лучше, чем родную, только не ослушивайся…
Она еще хотела что–то сказать, но из коридора долетел зычный голос:
— Василиса, Василиса, тьфу, гадина!.. Тебя жду, дура–баба, — встречая ее, рычал Петрушков.
Когда они ушли, Наташа, нахмурив брови, мысленно всматривалась в мутные глаза Петрушкова, которые, как призрак, стояли перед ней.
— Посмотри, Наташенька, что они привезли тебе, — нетерпеливо настаивали сиделки с больными.
О ком бы ни шла речь в книге московского прозаика В. Исаева — ученых, мучениках-колхозниках, юных влюбленных или чудаках, — автор показывает их в непростых психологических ситуациях: его героям предлагается пройти по самому краю круга, именуемого жизнью.
Бустрофедон — это способ письма, при котором одна строчка пишется слева направо, другая — справа налево, потом опять слева направо, и так направление всё время чередуется. Воспоминания главной героини по имени Геля о детстве. Девочка умненькая, пытливая, видит многое, что хотели бы спрятать. По молодости воспринимает все легко, главными воспитателями становятся люди, живущие рядом, в одном дворе. Воспоминания похожи на письмо бустрофедоном, строчки льются плавно, но не понятно для посторонних, или невнимательных читателей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Прибрежный остров Сивл, словно мрачная тень сожаления, лежит на воспоминаниях моего детства.Остров, лежавший чуть в отдалении от побережья Джетры, был виден всегда…».
Герои произведений, входящих в книгу, — художники, строители, молодые рабочие, студенты. Это очень разные люди, но показаны они в те моменты, когда решают важнейший для себя вопрос о творческом содержании собственной жизни.Этот вопрос решает молодой рабочий — герой повести «Легенда о Ричарде Тишкове», у которого вдруг открылся музыкальный талант и который не сразу понял, что талант несет с собой не только радость, но и большую ответственность.Рассказы, входящие в сборник, посвящены врачам, геологам архитекторам, студентам, но одно объединяет их — все они о молодежи.