Григорий VII. Его жизнь и общественная деятельность - [30]
Стало быть, Григорий сказал свое последнее слово, дошел уже до отрицания прав собственности даже за частными лицами: все подвластно церкви, все принадлежит ей. Отныне большинство современников, пораженных чудовищностью притязаний, двуличной политикой и покровительством смуте, отшатнулось от папы. По словам одного из них “для всех было очевидно, что отлучение Генриха было следствием произвола, а не разумного размышления, делом ненависти, а не любви”. Иначе рассуждал сам Григорий. Он до такой степени уповал на помощь небесную и так глубоко верил в правоту своего дела, что ожидал чуда для устранения всяких сомнений и колебаний маловеров и на соборе громогласно заявил: “Если Генрих не умрет или не будет низложен к празднику апостолов, то не считайте меня папой и не верьте ни единому моему слову”. Весть о таком решении Григория возбудила надежды самых смертельных его врагов: ломбардские епископы соединились с горожанами Тосканы для нападения на Матильду; весь север полуострова объят был неукротимым пожаром; страстная ненависть к Григорию нашла давно ожидаемый исход. Не одним мечом, но и пером опровергали и отражали итальянцы притязания папы на всесветное господство: появились сочинения, доказывающие, на основании св. писания и римского права, незаконность и преступность осуждения Генриха и требовавшие немедленного и строжайшего суда над “мятежным монахом”. В Германии Генрих также не потерял ни одного приверженца вследствие приговора Григория: и здесь успели привыкнуть к отлучениям и уже смеялись над ними.
Большинство немецких епископов прямо настаивало на неотложном избрании нового папы и объявило, что не станет повиноваться Григорию, “проклятому нарушителю божеских и человеческих законов”. Даже Дидрих вердгонский, один из достойнейших пастырей своего времени, резко осудивший вормский собор, теперь стал в ряды противников Гильдебранда, называющего, по словам почтенного епископа, клятвопреступление верностью, верность злодеянием, лгущего во всем и всюду противящегося истине, так как “отец его искони был лжецом”. Некоторые утверждали даже, что Григория нельзя считать христианином, потому что он виновен в пролитии крови, в гибели многих братьев во Христе, не признает святые дары истинным телом и кровью Христа, возмущает подданных, вопреки писанию, против государя.
При таком положении дел и состоянии умов Генриху легко было отвечать на удар ударом: следствием римского собора и низложения короля были собор в Бриксене и низложение папы. Григорий отдал корону Рудольфу, Генрих вручил тиару Виберту равенскому. Григорий отлучил сторонников Генриха, Виберт отлучил Рудольфа и его приверженцев. На сцену опять выступил Гуго Белый, опять выдал себя за уполномоченного римских кардиналов, как и в день избрания Григория, и обвинял теперь его во всевозможных злодеяниях, убийствах и отравлениях. На основании этих обвинений и всего поведения папы епископы низложили “наглейшего, – так называет его соборное постановление, – Гильдебранда, проповедника святотатств и пожаров, защитника клятвопреступлений и убийств, старинного ученика еретика Беренгара, поклонника сновидений и предзнаменований, явного заклинателя мертвых и духов”.
Таким образом, пророчество Григория на этот раз не исполнилось. Правда, папа прибегнул к уловкам для своего оправдания. Он стал говорить, будто имел в виду смерть духовную, не телесную: Генрих всеконечно умер для загробной жизни, посягнув на наместника апостолов. Однако понимая, что пустыми словами и неудачными предсказаниями нельзя отклонить грозную опасность, Григорий немедленно же снял отлучение с Роберта Коварного, дал ему инвеституру на захваченные им имперские земли и даже обещал императорскую корону этому безродному баловню счастья, чем и понудил герцога норманнского принять обязательство защиты папы и владений св. Петра от любого противника. Такие же обещания Григорий взял с различных мелких духовных и светских владетелей нижней и средней Италии и во главе союзного войска хотел идти на “антихриста” (Виберт), не питая ни малейшего сомнения в удачном исходе замышляемого похода. Он упрямо уповал на помощь небесную и продолжал уверять, что в самом скором времени будет восстановлен мир и отступники понесут заслуженную кару. Собираясь самолично уничтожить Ви-берта, Григорий предписывал своим германским приверженцам дружным натиском покончить с Генрихом. Монахи и епископы были отправлены за Альпы с проповедью восстания против отлученного и низложенного короля. Со всех сторон хотел папа обрушиться на ненавистного Генриха; королям Англии, Дании, Польши, Венгрии, Богемскому герцогу писал он и призывал их на помощь св. Петру, но ни один не откликнулся на призыв, и зов Григория остался гласом вопиющего в пустыне. Даже итальянские союзники обманули его, и поход на Равенну не состоялся. Невзирая на все эти неудачи, Григорий продолжал поддерживать своих уже немногочисленных сторонников уверениями в близком торжестве св. Петра: папа говорил с амвона, что “не пройдет и года, как умрет незаконный король”. И он умер: в Германии произошло решительное столкновение, окончившееся поражением Генриха. Зато Рудольф купил победу ценой жизни (15 октября 1080 года). Он пал на поле битвы, причем у него была отрублена правая рука, та самая, которой он присягал когда-то своему законному государю. Современники усмотрели тут перст Божий; говорили, что предсказание Григория оправдалось, только не так, как он предполагал. Всюду толковали, что Господь отвернулся от “нечестивого властолюбца”. Лишь саксонцы да фанатики, привыкшие волю Рима считать своей собственной, упорно стояли “за осужденное Богом дело”. Многие из прежних врагов перешли под знамена Генриха, и он решился предпринять римский поход для фактического низложения Григория и принятия императорского венца из рук своего ставленника.
