Григорий VII. Его жизнь и общественная деятельность - [29]

Шрифт
Интервал

Глубокая скорбь и несокрушимая надежда слышатся в этих словах. Грозное будущее оправдало опасения и терзания Григория, показав, что даже его сил и способностей мало для осуществления исполинского замысла. Развеяв тоску письмом к Гуго, папа снова погрузился в деятельность и окружными посланиями настоятельно требовал созыва собора для “исполнения решения, какое мы примем по приговору св. Духа”. Все, мешающие съезду на собор, – “сыны дьявола и божьи враги, осужденные на вечную гибель, поэтому каждый верный сын церкви должен избегать общения с ними и не верить их праздной болтовне: сознательно я никогда не стану на сторону неправого дела и предпочитаю умереть для общего блага, чем завладеть славой всего мира для вашей гибели”. Так заканчивалось наиболее распространенное из окружных посланий. Но, несмотря на все увещания и старания Григория, саксонцы решительно отказались исполнить его желание, считая собор бесполезным, так как Генрих отлучен уже легатом и корона передана Рудольфу. “Всякое колебание только увеличивает смуту, и если мы, благодаря вам, погибнем, то небо и земля засвидетельствуют, что гибель эта – вопиющая несправедливость”, – писали они папе. С криком “св. Петр!” начали они военные действия. На стороне Генриха были горожане и крестьяне, расположенные к нему за его стремление к обузданию произвола знати; под знаменами Рудольфа находилось большинство вельмож, опытных в военном деле, поэтому “поповский король” не приобрел решительного перевеса только благодаря воинским талантам своего противника; зато попадавшиеся в плен крестьяне жестоко платились за свою дерзость: их обыкновенно скопили, а жилища и хлеб предавали пламени. Чехи, составлявшие ядро войск Генриха, вели себя не лучше; они позорили женщин, оскверняли храмы, превращая их в конюшни и вертепы разврата. Один герцог сошел с ума, видя кругом зловещее зарево пожаров, слыша вопли избиваемого населения. Обе стороны вели войну с ужасной жестокостью, но ни одна не могла окончательно одолеть другую. Ввиду этого после нескольких месяцев упорной борьбы противники опять обратились к папе за решением своей распри.

Пока в Германии шла резня, Григорий успел упрочить свое положение в Италии: один из норманнских князей перед смертью испугался отлучения и возвратил захваченные церковные владения. Из-за оставшегося наследства завязалось соперничество, перешедшее в открытый раздор. Тыл был обеспечен, и Григорий мог теперь обратить внимание на германские дела. Для их устроения был созван новый собор. Насколько папа сделался прежним Григорием, зорко вперяющим взоры во все страны тогдашнего мира, показывают отлучение византийского императора Никифора за противный канонам брак с женой Михаила, лишенного престола, и защита Беренгара от его ярых врагов, равно как целый ряд постановлений, относящихся к церковным имуществам, инвеституре, симонии и различным спорным вопросам церковного права. Отлучений по-прежнему было множество. Но в деле Генриха и Рудольфа папа остался на прежних, выжидательных, позициях, сделав, впрочем, шаг в пользу Рудольфа; теперь на соборе были выслушаны жалобы обоих посольств, и их окончательный разбор отложен до собора следующего года. В Германию опять отправили легатов, а на Генриха возложили, сообразно каносским обещаниям, обязанность доставить им необходимую для безопасности свиту. Папа выжидал, на чью долю выпадет решительная военная удача, но косвенно уже нападал на Генриха, проигравшего значительное сражение: просьбы выгнанных им мятежных епископов “помочь церкви, имущества которой подвержены разграблению волков, и помнить, что бездействие папы не найдет перед Вечным Судьей извинения”, были уважены – собор произнес анафему над всеми, кто только посмеет посягнуть на церковную собственность.

Опять и Генрих, и Рудольф были недовольны новой проволочкой, и первый стал говорить, что лучше всего обойтись без папского вмешательства. За словом последовало дело: он открыл переговоры с отдельными восставшими владетелями и успел некоторых из них склонить на свою сторону. Такое поведение Генриха заметно повлияло на решения следующего римского собора. Здесь прежде всего разобрано было дело известного Беренгара. Папа употреблял все усилия, чтоб замять его, не считая учения Беренгара еретическим: Григорий утверждал, что в этом его убедила, послав ночное видение, сама Пресвятая Дева. Немудрено поэтому, что Беренгар отделался лишь произнесением неопределенной формулы, которую и не замедлили толковать вкривь и вкось, а Григорий отлучил всех, кто осмелился причинить какой-либо ущерб Беренгару или даже назвать его еретиком. Больше забот доставила германская смута: послы Рудольфа и папский легат, проскользнувшие в Италию, рассказывали ужасы про Генриха, до сих пор не приславшего требуемой свиты. Разгневанный папа во всеуслышание назвал все его обещания “лживыми”. Уже ревнители дела “поповского короля” громко требовали на соборных заседаниях отлучения непокорного. Григорий ограничился новой отсрочкой. Подобное поведение вызывалось новым планом, созревшим в хитроумной голове папы: из его писем видно, что он лелеял мысль признать обоих королей законными, разделив Германию на две вполне самостоятельные части, повелители которых должны были признать наместника апостолов своим верховным главой. Так неуклонно преследовал свой идеал Григорий VII, прибегая даже к двуличию: он написал “королю Рудольфу” милостивое письмо, где огненными словами побуждал продолжать “борьбу за свободу церкви и свою собственную”, обещая свою помощь и содействие неба, и в то же время отправил посольство к “королю Генриху”, уверяя, что по-прежнему идет стезею правды, прося свиты, восстановления изгнанных епископов и созвания сейма, который утишил бы бурю. За повиновение сулил награду в этой и будущей жизни. Таким образом, Григорий одной рукой бросал искры в бочку с порохом, другую протягивал с мирными предложениями. Отправленное папой посольство привело лишь к тому, что один его легат стал на сторону Генриха, другой защищал Рудольфа, а оба были подкуплены соперниками. Поведение легатов подрывало всякое доверие к Риму, вызывало заслуженные упреки и насмешки. К тому же положение дел в Германии стало просто невыносимым: почти в каждом городе было по два епископа, в герцогстве – по два герцога, в графстве – по два графа. Один защищал Рудольфа, другой – Генриха. Папа благодаря своим постоянным колебаниям постепенно утрачивал нравственное обаяние, и вмешательство имперских князей грозило исторгнуть из его рук окончательный приговор. Григорий не мог долее медлить: проволочки надоели всем и вызывали лишь раздражение. Генрих узнал о коварстве папы и решил вынудить его сделать решительный шаг: в Рим он отправил послов с поручением потребовать от папы отлучения Рудольфа и грозить низложением, если Григорий опять начнет хитрыми уловками и увертками поддерживать крамольников. Да и Рудольф “во имя Бога” настаивал на прекращении двойной игры и молил помочь своим союзникам в борьбе, начатой по воле папы. Даже Пресвятая Дева, по словам Григория, укоряла его в медленности, и Григорий произнес решительное слово, как только узнал о поражении, нанесенном Генриху мятежниками. На соборе 1080 года Григорий заявил, что настал день, указанный ему для вторичного отлучения врага церкви. Длинным рядом анафем и строжайшим запрещением светской инвеституры начались соборные заседания. Потом папа приступил к разбору спора за германскую корону. Послам Рудольфа позволили пропеть их вечную песню о жестокостях безбожного короля. Противной стороне не дали вымолвить ни слова, угрожая немедленной смертью. Свое решение папа по-прежнему обнародовал в форме молитвенного обращения к св. Петру и Павлу. Здесь Григорий кратко и не совсем точно описывал свою жизнь, борьбу с нечестивцами и их главой Генрихом и объявлял его в конце концов вторично низложенным и отлученным, а сторонникам Рудольфа обещал от имени апостола вечную жизнь и прощение грехов. Приговор завершался следующим глубоко знаменательным исповеданием задушевных стремлений и побуждений Григория: “Святейшие отцы и князья апостолов! Ныне молю вас, да уразумеет весь мир, что вы можете вязать и решать на небе, можете и на земле отнимать сан императорский, королевский, княжеский, герцогский, маркграфский, графский и владения


Рекомендуем почитать
Александр Грин

Русского писателя Александра Грина (1880–1932) называют «рыцарем мечты». О том, что в человеке живет неистребимая потребность в мечте и воплощении этой мечты повествуют его лучшие произведения – «Алые паруса», «Бегущая по волнам», «Блистающий мир». Александр Гриневский (это настоящая фамилия писателя) долго искал себя: был матросом на пароходе, лесорубом, золотоискателем, театральным переписчиком, служил в армии, занимался революционной деятельностью. Был сослан, но бежал и, возвратившись в Петербург под чужим именем, занялся литературной деятельностью.


Из «Воспоминаний артиста»

«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».


Бабель: человек и парадокс

Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.


Туве Янссон: работай и люби

Туве Янссон — не только мама Муми-тролля, но и автор множества картин и иллюстраций, повестей и рассказов, песен и сценариев. Ее книги читают во всем мире, более чем на сорока языках. Туула Карьялайнен провела огромную исследовательскую работу и написала удивительную, прекрасно иллюстрированную биографию, в которой длинная и яркая жизнь Туве Янссон вплетена в историю XX века. Проведя огромную исследовательскую работу, Туула Карьялайнен написала большую и очень интересную книгу обо всем и обо всех, кого Туве Янссон любила в своей жизни.


Переводчики, которым хочется сказать «спасибо»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


С винтовкой и пером

В ноябре 1917 года солдаты избрали Александра Тодорского командиром корпуса. Через год, находясь на партийной и советской работе в родном Весьегонске, он написал книгу «Год – с винтовкой и плугом», получившую высокую оценку В. И. Ленина. Яркой страницей в биографию Тодорского вошла гражданская война. Вступив в 1919 году добровольцем в Красную Армию, он участвует в разгроме деникинцев на Дону, командует бригадой, разбившей антисоветские банды в Азербайджане, помогает положить конец дашнакской авантюре в Армении и выступлениям басмачей в Фергане.