Григорий Распутин - [43]

.)

И Смута пришла…

На больших и малых петроградских заводах, на ткацких фабриках и в крошечных мастерских, на балтийской судоверфи, в порту, в рабочих пригородах столицы, в солдатских казармах и в матросских кубриках было неспокойно. Недовольные горожане проводили собрания, выходили на демонстрации и митинги, бросали работу, ораторы открыто призвали к бунту, борьбе против дороговизны и нехватки хлеба и топлива, против правительства и против царя. Полиция запросила помощи у военных, но появившиеся армейские части и казаки отказались стрелять в бунтующих и недовольных.

«Какие страшные времена мы ныне переживаем! — писала Александра Федоровна мужу 22 февраля 1917 года. — Я сочувствую тебе и переживаю с тобой гораздо больше, чем это можно описать словами. Что же нам делать? Я могу только молиться. Наш верный друг Распутин молится за нас на небесах. Сейчас он еще ближе мне. С каким желанием я бы послушала сейчас его успокаивающий и утешающий голос!»

В последние дни февраля напряженность нарастала с каждым часом и каждой минутой. В Петрограде, Москве и во многих губернских городах стояли жестокие морозы, однако дров, дабы поддержать тепло в холодных квартирах, не было. Это еще более усугубило ситуацию. Население голодало, подвоз хлеба все сокращался. Перед хлебными складами стояли толпы народа. Все чаще случалось, что массы теряли терпение и, утратив контроль над собой, громили продуктовые магазины и хлебные лавки, избивали особо ненавистных их владельцев.

В эти бурные дни царица часто вспоминала, как Распутин перед смертью говорил Николаю II, что главным для него — российского императора является подвоз хлеба в столичный центр, «чтобы народ не потерял веры в любовь своего царя», ибо «революции свершаются не голодными, а теми, кого хотя бы день не покормили».

Но Распутина уже не было среди живых, никто не вспоминал его советов. А ситуация в России все ухудшалась. Мощные демонстрации буквально сотрясали столицу, демонстранты требовали хлеба и мира. На Невском проспекте ежедневно происходили кровавые столкновения с немногочисленными, но еще верными правительству и императору частями, пытающимися поддержать порядок. Офицеры русской армии и чины полиции погибали от удара ножа или пули террориста. Число жертв росло каждый день.

Всеобщее недовольство и бунт вскоре обратились против правительства и романовской династии. Лозунги менялись, вместо требований хлеба и мира недовольные обыватели скандировали «Долой самодержавие!», пели «Марсельезу», требовали немедленной отставки кабинета министров и отречения царя. Правительство уже не могло контролировать обстановку и поэтому, по сути дела, самораспустилось, министры чуть ли не добровольно отказывались от своих обязанностей.

Вскоре взбунтовался столичный гарнизон, и даже гвардейские части в сопровождении оркестра перешли на сторону бунтарей. В эти критические времена Николай Александрович находился в Ставке, далеко от бунтующего Петрограда. Выслушав первые сообщения о беспорядках, он, видимо находясь под впечатлением этих тревожных вестей, сообщил своему ближайшему окружению, что охотно отречется от престола в пользу своего сына, если народ действительно хочет этого. Николай II готов был уехать в Ливадию и посвятить себя семье. Когда из столицы стали поступать все более тревожные телеграммы, он, как это уже не раз бывало в его жизни, изменил свое решение и приказал отправить в Петроград верные ему еще воинские части, приказав силой подавить мятеж.

Но и эта попытка окончилась неудачей. 15 марта на полустанке между Ставкой и Царским Селом в салон-вагоне своего поезда российский император вручил депутатам Думы В. В. Шульгину и А. И. Гучкову акт об отречении от престола в пользу своего брата Михаила.

22 марта бывший император, уже как узник нового — Временного правительства вернулся в Царское Село, где вся его семья — жена, четыре дочери и сын (дети, только что переболевшие корью) — находилась под неусыпным контролем революционных солдат и петроградских комиссаров.

Ночью с 22 на 23 марта 1917 года, буквально через три месяца после смерти Григория Распутина, после первых дней всеопьяняющей свободы, гроб с телом Распутина был тайно перенесен из царскосельской часовни в Парголовский лес, на большую поляну, что в 15 верстах от окраины Петрограда. Там на прогалине несколько солдат под командой саперного офицера соорудили большой костер из смолистых сосновых ветвей. Отбив прикладами и штыками крышку гроба, они пожарными баграми вытащили труп, «так как не решились коснуться его руками, вследствие его разложения», и не без труда втащили его в костер. Затем добавили керосина так, что к костру было невозможно подойти.

Сожжение продолжалось больше шести часов, вплоть до рассвета. Однако скрыть сожжение трупа от внимания населения близлежащих деревень не удалось. Несмотря на ледяной ветер, на томительную протяженность операции, несмотря на клубы едкого и зловонного дыма, исходившего от костра, несколько сот мужиков и баб всю ночь толпами стояли вокруг костра; боязливые и неподвижные, они с оцепенением и растерянностью наблюдали святотатственное пламя, медленно пожиравшее мученика, старца, друга царя и царицы, «Божьего человека».