Григорий Распутин. Россия под гипнозом - [26]

Распутин же, проспавшись и опохмелившись, послал Вырубовой с именин бутылку мадеры, цветы и фрукты. Вырубова рассказала Царице, как трогательно дружески прошли у «Старца» именины дома, среди родных и близких. Как именинник был счастлив, что Их Величества не побоялись поздравить его открыто телеграммой, как он был дома весел и очарователен»[78].

* * *

Насчёт так называемых «банных оргий». Были ли они на самом деле, или всё-таки происки «шпионов» и выдумки полицейских, в том числе – Джунковского? Так вот, были. Но в отношении бань у Распутина имелся свой, исключительно «философский», взгляд…

Вот что показал, ссылаясь при этом на рассказ самого Распутина, на следствии в 1917 году Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства бывший чиновник особых поручений Департамента полиции Иван Манасевич-Мануйлов:

«Он [Распутин] рассказывал мне следующее: «Будучи в Сибири, у меня было много поклонниц, и среди этих поклонниц есть… дамы, очень близкие ко двору». «Вот, – говорит, – они приехали ко мне туда (т. е. в Сибирь), и тогда, – говорит, – они хотели приблизиться к Богу… Приблизиться к Богу можно самоунижением. И вот, я тогда повел всех великосветских дам – в бриллиантах, в дорогих платьях, – повел их всех в баню (их было 7 женщин), всех их раздел и заставил меня мыть. Вот унизились перед Богом, и этим унижением, так сказать…»»[79]

В своих мемуарах протопресвитер Шавельский приводит свой разговор с духовником Царской семьи, сменившим епископа Феофана после того, как тот выступил против Распутин[80]а:

«О. Васильев не отрицал ни близости Распутина к царской семье, ни его огромного влияния на царя и царицу, но объяснял это тем, что Распутин, действительно, – человек, отмеченный Богом, особо одаренный, владеющий силой, какой не дано обыкновенным смертным, что поэтому и близость его к царской семье и его влияние на нее совершенно естественны и понятны. О. Васильев не называл Распутина святым, но из всей его речи выходило, что он считает его чем-то вроде святого.

– Но ведь он же известный всем пьяница и развратник. Слыхали же, наверное, и вы, что он – завсегдатай кабаков, обольститель женщин, что он мылся в бане с двенадцатью великосветскими дамами, которые его мыли. Верно это? – спросил я.

– Верно, – ответил о. Васильев. – Я сам спрашивал Григория Ефимовича: правда ли это? Он ответил: правда. А когда я спросил его: зачем он делал это, то он объяснил: «для смирения… понимаешь ли, они все графини и княгини и меня грязного мужика мыли… чтобы их унизить».

– Но это же гадость. Да и кроме того: постоянное пьянство, безудержный разврат – вот дела вашего праведника. Как же вы примирите их с его «праведностью»? – спросил я.

– Я не отрицаю ни пьянства, ни разврата Распутина, – ответил о. Васильев. – Но… у каждого человека бывает свой недостаток, чтобы не превозносился. У Распутина вот эти недостатки…»[81]

Философия философией, но, как писал известный психиатр В. Бехтерев, «…если кто и хотел бы понимать все, что известно относительно покорения дам высшего общества грубым мужиком Распутиным с точки зрения гипнотизма, то он должен не забывать, что, кроме обыкновенного гипнотизма, есть еще «половой» гипнотизм, каким очевидно, обладал в высокой степени старец Распутин»[82].

Он был несносен, этот отвратительный «старец», имевший странные «недостатки». Но как-то постоянно… оказывался необходим.

* * *

Зимой 1915 года Распутин явил новое «чудо».

Анна Вырубова:

«…Я ушла от Государыни в 5 часов и с поездом 5.20 поехала в город. Села в первый вагон от паровоза, первого класса; против меня сидела сестра Кирасирского офицера, г-жа Шиф. В вагоне было много народа. Не доезжая 6 верст до Петербурга, вдруг раздался страшный грохот, и я почувствовала, что проваливаюсь куда-то головой вниз и ударяюсь о землю; ноги же запутались, вероятно, в трубах отопления, и я почувствовала, как они переломились. На минуту я потеряла сознание. Когда пришла в себя, вокруг была тишина и мрак. Затем послышались крики и стоны придавленных под развалинами вагонов раненых и умирающих. Я сама не могла ни пошевельнуться, ни кричать; на голове у меня лежал огромный железный брус, и из горла текла кровь. Я молилась, чтобы скорее умереть, так как невыносимо страдала… Помню, я кричала вне себя от неописуемых физических страданий… Прибывший врач, подойдя ко мне, сказал: «Она умирает, ее не стоит трогать!» […]

Когда я пришла в себя, Государыня наклонилась надо мной, спрашивая, хочу ли я видеть Государя. Он пришел. Меня окружали Их Величества и Великие Княжны. Я просила причаститься, пришел священник и причастил меня Св. Тайн…

Помню, как вошел Распутин и, войдя, сказал другим: «Жить она будет, но останется калекой». Замечательно, что меня не обмыли и даже не перевязали в эту ночь. Меня постоянно рвало кровью; мама давала мне маленькие кусочки льда – и я осталась жить»[83].

Как считал жандармский генерал А. Спиридович, произошедшее на железной дороге сыграло исключительную роль в отношениях между Вырубовой и Распутиным: [84]

«Катастрофа с Вырубовой вернула к ней ослабевшие очень в последнее время симпатии Ее Величества. Катастрофа послужила к сближению подруг, дружба которых приходила к концу. А с возвратом подруги становится ближе ко дворцу и старец Григорий, который, с началом войны, отошел было в сторону и потерял прежнее внимание Их Величеств. Катастрофа пролила и новый свет на отношения между Распутиным и Вырубовой. Было распространено мнение, будто бы они были в близких интимных отношениях. Так говорили кругом. И тем более я был поражен, когда лейб-хирург Федоров сказал мне, что делая медицинское исследование госпожи Вырубовой еще с одним профессором вследствие перелома бедра, они неожиданно убедились, что она девственница. Больная подтвердила им это и дала кое-какие разъяснения относительно своей супружеской жизни с Вырубовым, с которым она была разведена. Это обстоятельство, исключавшее физическую близость между Распутиным и Вырубовой, заставило тогда очень задуматься над сущностью их отношений»