Григорий Распутин. Авантюрист или святой старец - [54]

У Распутина имелись свои приближенные. В 1917 году ЧСК провела скрупулезное исследование того, кто же конкретно входил в распутинское окружение. Потребности революционного времени требовали выяснить и назвать всех поименно. Была произведена своеобразная регистрация «распутинцев», при которой принималось в расчет участие в воскресных посиделках-собеседованиях у него на Гороховой, визиты в дом самого Распутина, переписка с ним и т. п. Однако это расследование никаких сенсационных открытий не сделало. Мало того, оказалось, что число «распутинцев» очень невелико: всего 68 человек.

    

Основную часть их составляли женщины, о которых невесть что говорили! Приняв безоговорочно все разговоры о любвеобильности Григория Распутина за правду, общественное мнение было почти единодушно: в его квартире на Гороховой собирались ненормальные, сексуально неудовлетворенные и психически неуравновешенные женщины, предававшиеся там, как считали многие, невероятному, «просто разнузданному разврату». Говорили, что он гипнотизировал сознание разговорами о любви, а затем «овладевал» очередной жертвой, которая уже не могла освободиться от его чар и оставалась преданной ему до конца. Так или примерно так рассуждали многие, от кухарок в богатых домах до собеседников в профессорских кабинетах.

Необходимо подчеркнуть, что многие дамы петербургского света из числа тех, кто посещал квартиру на Гороховой или принимал его у себя, никогда не забывали об огромной социальной дистанции, отделявшей их от «старца Григория». Они встречались с ним, слушали его приятные душевные беседы о любви и смирении, но не забывали, что перед ними сидит простой мужик, который тем не менее близко стоит к Царю, вхож в его семью. При случае они были не прочь использовать это в своих сугубо земных, сиюминутных и суетных интересах. Затронем здесь вкратце одну примечательную в этом смысле историю.

В числе самых именитых «распутинок» часто фигурировало имя очень высокопоставленной дамы — жены дяди Царя Великого князя Павла Александровича Ольги Валерьяновны, до 1915 года носившей титул графини Гогенфельзен, а затем ставшей княгиней Палей. После заключенного в 1902 году морганатического брака Великий князь и его супруга, урожденная Карнович, почти десять лет провели в Париже, где ждали Царского прощения и дозволения вернуться в Россию.

Незадолго до начала Первой мировой войны они окончательно перебрались в Петербург, так как их брак был наконец-то признан и узаконен. Однако полного удовлетворения у графини не было. Она хотела заиметь княжеский титул, стать «светлостью», превратиться в полноправного члена Императорской Фамилии, войти в круг избранных, окружавших Императора.

Женское честолюбие не давало Ольге Валерьяновне покоя. Она жаждала добиться приема во Дворце, что означало окончательное признание. Однако Императрица Александра Федоровна не проявляла желания видеть новоявленную родственницу, считая ее одной из главных возмутительниц спокойствия в среде Романовых, женщиной, «окрутившей бедного Павла».

Для графини отказ от аудиенции был настоящей драмой, всю глубину которой мог понять только тот, кто вращался в среде русской аристократии. Она была безутешна. Что же делать? Как вымолить признание? Однако неожиданно удача оказалась совсем рядом! Сестра графини, Любовь Валерьяновна Головина, и ее дочь Мария Евгеньевна (Муня) были уже несколько лет поклонницами «старца Григория» и принадлежали к числу самых близких ему людей. Они-το и предложили Леле свести ее с этим человеком, для которого открыты души Царя и Царицы и который «может совершать невозможное».

За исключением Венценосцев, среди Романовых сторонников у Распутина уже не было, и графиня Гогенфельзен, пойдя на эту встречу, рисковала репутацией. Но другого выхода, как она считала, не было! Ее любимым девизом было: «Женщины возражений и поражений не признают» — и этим принципом руководствовалась всю свою жизнь.

Сохранившийся дневник графини-княгини содержит ряд интересных штрихов всей этой истории, когда Г.Е. Распутину удалось в первый и последний раз «внедриться» во внутриромановские отношения. Великие князья и Великие княгини, опасаясь людской молвы, всячески избегали с ним любых встреч.

Графиня же была человеком решительным и не боялась сплетен: за свою жизнь эта почти пятидесятилетняя женщина к ним привыкла. В конце января 1914 года состоялась знаменательная встреча, которую она описала так: «Утром пришел Бэби (ее сын от первого брака А.Э. Пистолькорс. — А.Б.) и мы должны были. сейчас пойти к Гр. Еф. Впечатление странное, но чарующее. Он меня целовал, прижимал к сердцу, “тяжко полюбил” и обещал, что все сделает “у Мамы” (Императрицы), хотя “Она строптивая”».

«Чарующее впечатление» скоро было омрачено, по ее словам, «дурной и тяжелой сценой», или, проще говоря, скандалом, который ей устроил Великий князь Павел Александрович, узнав об этом знакомстве. Он наотрез отказался встречаться с Григорием, о чем тот просил, «чтобы все окончательно устроить».

Однако сестра Люба и племянница Муня продолжали уверять: «отец Григорий» обязательно поможет, тем более что к графине у него возникла большая симпатия. Невзирая на возражения мужа, она втайне от него через несколько дней после первой встречи опять виделась с Распутиным накануне его намечавшейся поездки в Царское Село. Он собирался просить там за нее.