Григорьев - [42]

Японская пословица гласит: «Торчащий гвоздь забивают». В приведенном случае ударил Д. Ф. Устинов, которому не понравилась строптивость М. Г. Григорьева. Устинов с едкой иронией произнес: «Ну, полковников у нас в армии хоть пруд пруди».

В зале на несколько мгновений повисла тяжелая тишина. Да и обсуждение после этого пошло как-то вяло, без прежнего энтузиазма. Присутствующие понимали, что Григорьев прав на все сто процентов. Но Д. Ф. Устинов, «сталинский нарком», знал, что всегда можно пренебречь интересами людей. Так он был воспитан и суровой обстановкой войны, и многолетней работой с «отцом народов». Он привык к тому, что, если поставлена задача, она должна быть выполнена любой ценой, невзирая ни на какие трудности. Люди здесь были делом второстепенным. Это уже был стиль работы и поведения.

Правоту Григорьева понимал и С. П. Королев. Но он сам только набрал силу как Генеральный конструктор, и очевидно, что уж очень хотелось отрапортовать дорогому Никите Сергеевичу Хрущеву о постановке на боевое дежурство первых межконтинентальных ракет его, Королева, конструкции.

А ведь чуть больше года тому назад, выступая на сентябрьском (1957 года) пленуме ЦК КПСС, Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский говорил: «Как воспитывался наш командный состав… за последние годы? Я не видел волевого командира, не видел командира, способного отстоять свою гордость, свою самостоятельность, командира, который мог бы доказать и пробовал доказать, что он прав, заставил бы выслушать его. В большинстве случаев все сводилось к тому, что даже на крупных тактических учениях, на занятиях командиры занимали позицию угодничества.

Я был на крупном оперативном учении, где командиры, даже командующие армией, смотрели в глаза старшему начальнику и старались угадать его мысли, чтобы не ошибиться. Стоит только почувствовать, что не в тон сказал, что мнение вышестоящего расходится с его мнением, немедленно становится во фронт: так точно, я именно так и думал, немедленно исправлю и т. д.».

К. К. Рокоссовский говорил правильные слова, но вся беда в том, что в нашей армии от правильных слов до надлежащих действий всегда «дистанция огромного размера». Я вижу несомненную заслугу Михаила Григорьевича в том, что он никогда не становился во фронт, не угодничал, не юлил и не хитрил, а всегда отстаивал справедливость и свою точку зрения, если был уверен в своей правоте. В этом причина и нелестных характеристик, и попреков в неуживчивости и излишнем самомнении.

Справедливости ради, надо отметить, что международная обстановка в то время конечно же не располагала к благодушию. Ведь по-прежнему Америка оставалась для нас недосягаемой, в то время как вокруг СССР все теснее сжималось кольцо военных баз США и их союзников, и территория страны становилась все более уязвимой как для авиации вероятного противника, так и для ракет средней дальности, которые интенсивно размещались в Италии, Турции и других странах Западной Европы.

Все же тот выпад Д. Ф. Устинова Михаил Григорьевич переживал очень тяжело. Его сын Олег помнит этот день. Был уже час ночи, а отца все не было. Мать попросила Олега сбегать и узнать, где он хоть находится. По дороге в штаб он увидел на бетонной дороге, уходящей в лес, две фигуры. Медленно вышагивал по бетонке высоченный заместитель министра обороны А. А. Гречко, а рядом, стараясь попасть в шаг, шел отец. Мальчик постеснялся подойти, но уже значительно позже отец пересказал суть разговора. А. А. Гречко подробно расспрашивал его о положении дел на стройке, вникал во все детали, а в заключение сказал Григорьеву: «Ты не переживай, Михаил Григорьевич. Лично я всегда поддержу тебя, потому что вижу, как нелегко дается эта стройка. А на слова Устинова вообще не обращай внимания. Полковников у нас действительно немерено… — Помолчал и добавил: — Григорьевых мало!»

При строительстве объекта «Ангара» приходилось решать массу самых различных задач, и во всей деятельности Григорьева в этот период просматривается по-настоящему государственный подход к порученному делу.

Один из примеров. Время на подготовку ракеты Р-7А к пуску (в монтажно-испытательном корпусе — 21 час, на стартовой позиции — 12 часов 30 минут) было велико и не отвечало современным требованиям. В составе боевого расчета при подготовке и проведении пуска участвовало одновременно до 280 человек. Конечно, такая подготовка к пуску не могла никого удовлетворить. По предложению командира соединения во всех частях прошли собрания личного состава, на которых каждому было предложено подумать над тем, как можно сократить временные нормативы подготовки ракеты к пуску. В течение месяца поступило около тысячи предложений. Их подавали все — и офицеры, и сержанты, и солдаты. Комиссия под руководством заместителя командира по вооружению полковника Б. Г. Ханина тщательно рассматривала эти предложения, отбирала наиболее ценные и оформляла их должным образом.

Представителям промышленности было предложено провести на ракетном комплексе около 400 доработок, выполнение которых давало значительный эффект. Например, время на подготовку ракеты в монтажно-испытательном корпусе было сокращено до 14 часов, на стартовой позиции — до 9 часов. Д. Ф. Устинов дал указание предприятиям промышленности и конструкторским бюро проработать все эти вопросы. В результате большинство предложений было принято, что обеспечило повышение боевой готовности ракетных войск в целом.