Грибники ходят с ножами - [73]

Но оказалось — не наглость в нем сейчас преобладает, наоборот — стеснительность.

— Я тут... подарочек тебе принес!

Похохатывая, полез в сумку, вынул толстенный глянцевый том с бабою на обложке... таких теперь на прилавках полно.

Книга — худший подарок. Свои некуда девать!

“П. Маретин. “Кукушонок”. Фамилия что-то знакомая. Стремительно перевернул книгу... Пашин портрет!

— Твоя?

Закашлялся.

— Да вроде да.

— Слушай, — я вдруг вспылил, — только выключи вонючку свою, — я кивнул на окно. — Не продохнуть!

— Понял, — миролюбиво Паша проговорил. Спустился — такси его вырубилось. Вернулся. Снова сели.

— Вот... накорябал там.

Где “там” — можно не спрашивать. Там, где много свободного времени, но нет свободы.

— Ну... поздравляю.

Он скромно кивнул.

— Может, ты... обругаешь где?

Ага! Заколдобило! Когда свой труд выставляешь — совсем другое дело!.. А ты мне помог, с “Собачьей смертью”?.. Ну ладно.

— ...А почему — “Кукушонок”?

— Так приемный я!

— A-а. Понятно.

— Ты все-то не читай...

Постараюсь.

— Там много похабщины есть... Так то Гиеныч вставил... Надо, говорит!

— Ясно.

— Главное, там... один смешной эпизод... важный вроде... из жизни взят... Тогда я еще... “шестеркой” мотался...

“Портрет художника в молодости”?

— Ну, так я говорю. Эпизод. Простой “шестеркой” был, по ларькам бомбил, собирал навар. А за рулем Ленька сидел, кореш наилепший...

— Ясно! — предчувствуя уже, что добром их дружба не кончится, пробормотал я.

— Керосинить Леха стал! — жахнув себя по колену, горестно произнес он. — Да и я не отставал... Вот — тут все описано! — Он разломил книгу, потом нервно ее отложил. — Объезжаем точки, а Ленька все ноет: “Давай врежем... не могу — горит все!” — “Сейчас, — говорю, — еще два места сделаем, навар сдадим — и врежем, не промахнемся”. Пошел я... а там долгая “терка” получилась — не хотели сперва платить... — Паша вздохнул. — Возвращаюсь... Леньки нет... И машины с наваром!

Паша выдержал паузу... Я, как положено, потрясенно молчал.

— А через две минуты — в кассу. Сдавать. У нас это четко: кровь из носу!

Ясно. И не только из носу.

— Прихожу пустой. Серьги вешать на уши не принято у нас... Старший говорит: “Твоя ошибка, ты привел его к нам — ты и исправляй. Человека этого не должно быть на земле. Для тебя это — вопрос чести!” Я молча пошел. Знал уже — прихожу в домик на карьере: раньше там песок брали, теперь глухо. Всю дорогу там с Ленькой керосинили: я в ту пору женат был. Прихожу — он на полу, в полном отрубе. С ним — две пустые водочные бутыли. Молча постоял. Посмотрел на него. Надо будить. Усадил его на табурет. “Ну, просыпайся, Леня. Смерть твоя пришла!” Открыл он глаза, но молчит. — Голос Паши прервался. — Он мужик умный был, таких я больше не видел!

А я?

— ...Молчал долго, потом говорит: “Принес?” — “Что ж я — не понимаю, что ли?!” — вынимаю бутылку. Леня тут расплакался: друг!!! “Ну... не чокаясь!” Выпили, сидим... “Давай, чего тянуть”, — Леня говорит. Я не выдержал — заплакал...

Паша не только сам заплакал — похоже, хотел, чтобы заплакали миллионы читателей!.. Толстый “Кукушонок” получился — восемьсот страниц! Слез может не хватить. Впрочем — у наших людей хватит.

— Ну, я вынул “волын”... Нет, думаю, — палить здесь негоже: пост ГАИ рядом — менты набегут. И Ленька мне тоже говорит: “Убери пушку!” Любил меня!

Паша уже не стесняясь всхлипнул... эх, нервы, нервы!

— Короче — резал я его почти час... руки дрожали. Слова упрека он не сказал! Хрипел только: “Налей!”

Паша резко оборвал повествование и глянул вдруг мне в глаза — видно, моя реакция казалась ему неадекватной... Я глянул на книгу. Толстенький “Кукушонок” получился — всех нас вытолкал из гнезда.

— А ты вообще про что пишешь? Задевает тебя что-нибудь?! — вспылил вдруг Паша.

Он же и критик: берете ли волнующие проблемы, чем собираетесь воспитывать читателя?

Да на его фоне практически ничем...

Брякнул спасительный звонок. Я бросился в прихожую. Таксист?

В дверях стояла пышная красавица в шикарной шубе — причем явно знающая себе цену... Эксцентричная миллионерша, интересующаяся литературой?

— Добрый вечер... Я к Павлу!

Уже свой дом свиданий здесь устроил?

— Проходите... Извините, — по дороге не выдержал я. — Вы... э-э... муза Паши?

— Прапорщик Федулова! — отрапортовала она. Потрясенный, я смотрел на нее... Да-а, в наши годы прапорщики так не одевались!

Паша кинул на нее ненавидящий взгляд: только собрался поговорить по душам с коллегой!

— Ну что... кукушонок... Пора, — мягко проговорила Федулова.

Паша мрачно поднялся. Но волнение, как видно, все еще бушевало в нем.

— Там... про церковь у меня... не совсем вроде точно, — уже в прихожей торопливо договаривал он. — Термины там не все знаю... не успел! Так что посмотри там...

Да, видно, хоть церковь влияет на них... или — они на церковь?

— Я ж и говорю: тебе еще учиться и учиться! — проговорила Федулова, кокетливо глянув через плечо на меня, одновременно изгибаясь, чтобы подшнуровать высокий ботинок... Во все времена... как-то власть ко мне поворачивается... неожиданной стороной! И эту, что ли, надо?.. А почему нет?!

— Эпизод, кстати, что я тебе рассказывал, — уже на лестнице лопотал Паша, — ну, с Лехой... До него я керосинил по-черному, а после — завязал! Ни грамма! — Паша строго глянул на меня.