…Движущиеся многоярусные тротуары бесшумно и быстро несли меня в научный сектор города. Был весенний полдень; небо, с утра закрытое густыми облаками, посылало теплый рассеянный свет; солнце из-за складок облачных гор изредка бросало на землю робкий луч, ясный и радостный, как улыбка ребенка. На крышах зданий бесшумно работали электрические установки, направляя вниз ионный ветер – ветер дивной свежести и здоровья. Удобно расположившись в легком кресле восьмого яруса, я скользил глазами по сторонам. Поток бесшумных автомобилей внизу; стаи вертолетов, словно птицы снующих по всем направлениям; колоссальные громады зданий из стекла и пластмассы; тихий говор людей, едущих выше и ниже меня; мелодичный гул пассажирских кругосветных стратопланов, проносящихся высоко за облаками…
Но вот, наконец, и Академия Тяготения. Я перешел на эскалатор, перевозивший пассажиров вниз, на улицы, и очутился у подножия здания. С некоторым смущением вошел я в просторный вестибюль Академии, где меня строго встретили бюсты Ньютона и Эйнштейна, установленные по бокам широкой, как приморская терраса, мраморной лестницы главного входа. Справочный экран указал мне, где найти Самойлова. Дверь его комнаты была приоткрыта.
– Можно? – спросил я, заметив в глубине небольшой, просто обставленной комнаты пожилого коренастого человека, уткнувшегося в толстые кипы проектов.
– Кто там? – недовольным голосом ответил ученый, не поворачивая головы. Если студент, то принимаю от двух до пяти…
– Нет, не студент, проговорил я, входя в комнату.
– Тогда что вам нужно?
У Самойлова были серые, колючие как иголки глаза в очках.
Не очень радушная встреча. Я немного растерялся, но виду не подал.
– Вам не говорил обо мне Чешенко? Я из Космоцентра.
Ученый наморщил лоб, очевидно вспоминая. Потом его лицо разгладилось, и он почти тепло взглянул на меня.
– Вспомнил, – сказал он более миролюбивым тоном. – Вы Андреев?
– Да.
– Тогда садитесь. – Он широким жестом указал мне на кресло, заваленное рулонами чертежей. – Могу обрадовать: будете пятьсот шестьдесят вторым претендентом на должность штурмана.
Я присел на краешек кресла.
– Так ты участвовал в экспедиции, исследовавшей систему Сириуса? – оживленно спросил физик, вспомнив, вероятно, подробности разговора с начальником Космоцентра. – И собственными глазами видел знаменитый белый карлик Сириус Б?
Польщенный вниманием, я приготовился подробно рассказать, но Самойлов уже забыл о своем вопросе. Он что-то разыскивал в груде бумаг.
– Сколько тебе лет? – неожиданно спросил он.
– Тридцать восемь. – ответил я, решив ничему не удивляться.
– Давно летаешь на фотонных ракетах?
Вместо ответа я отвернул лацкан куртки, показывая ему медаль, на которой было выгравировано: «Сто световых лет».
– Ага… – удовлетворенно протянул ученый, с минуту помолчал и заговорил о вещах, совсем как будто не связанных с предыдущим разговором. – Вот здесь должна быть эта планета, – он энергично обвел красным овалом юго-восточную часть созвездия Змееносца. Перед ним лежала подробная карта ядра Галактики, густо испещренная обозначениями.
– О какой планете вы говорите? – осторожно спросил я, разглядывая карту из-за его плеча.
– О той, к которой нужно лететь.
Тогда я более внимательно посмотрел на Самойлова, и мне вдруг показалось, что он просто шутит. Светлую точку на окраине Галактики, отмечавшую местоположение Солнца, и красный овал в центре Галактики на карте можно было соединить расставленными пальцами. Но я-то знал, что на самом деле здесь улеглось расстояние, равное тридцати тысячам световых лет! Я не рассчитывал прожить столько и не представлял, как это можно всерьез говорить о поисках планеты в центре Галактики.
– Центральное ядро нашей Галактики состоит из десятков миллиардов звезд, – Самойлов, кажется, разговаривал сам с собой. – Даже если только у одного из ста миллионов этих солнц имеется по обитаемой планете, – и то в центре Галактики должно быть не менее тысячи обитаемых планет. Десять лет я вел точнейшие наблюдения с помощью уникальных телескопов двадцать второго спутника за движением звезд в центре Галактики, на три года загрузил вычислениями целый комбинат электронно-счетных машин – и вот результат.
Самойлов любовно погладил стопку толстых книг.
– Это расчеты движений планеты Икс (пока назовем ее так) и ее центрального светила. – пояснил он. Я утверждаю, что планета Икс предельно близка по условиям жизни к нашей планете. Более того, я уверен, что там есть разумные существа.
– Ну и что из этого? – спросил я, еще не понимая, к чему он клонит.
– Как что из этого?! – возмутился Самойлов. – Если бы удалось разыскать общество, близкое по развитию к человеческому, установить с ним связь и обмен достижениями науки, техники, культуры, – это принесло бы неоценимую пользу землянам.
Да, но тридцать тысяч световых лет!.. Я не решался перебивать увлеченного академика.
Словно угадав мои мысли, ученый спросил:
– Ты, конечно, знаком с основами теории относительности?
– Да, еще с Академии, – ответил я.
– Тогда расскажи, что ты знаешь о парадоксе времени.
– Лорентцево замедление течения времени?