Грезы Тадж-Махала - [46]

— Скажи: «Это мой смертный приговор». Возьми с собой перо и чернила. Да не забудь поставить печать.

Взяв ручку и чернила, стражница отправилась к Зеб-ун-нисе. У Зеб-ун-нисы все еще не прошел хмель.

— Что это за бумага? — спросила она.

— Это мой смертный приговор.

— Ты что-нибудь украла?

— Юбку Удипури-бегум.

— Правильно сделала — можешь носить ее, когда умрешь.

С этими словами старшая принцесса подписала пропуск. Стражница приложила печать и отнесла пропуск Джодпури. Евнух и Нирмал вышли из покоев Джодпури. Нирмал шла за своим проводником в самом радужном настроении.

Но вдруг вся ее радость исчезла без следа. Подойдя к воротам рангмахала, евнух в страхе окаменел.

— Беда! — прошептал он. — Беги! Спасайся!

И евнух со всех ног пустился бежать.

Растопка. Бог смерти

Нирмал не понимала, почему она должна спасаться. Она оглядывалась по сторонам, но не заметила ничего страшного. Увидела только, что у ворот стоит пожилой мужчина в белом. «Почему евнух так испугался этого человека? — подумала она. — Разве это злой дух?» Нирмал не так уж боялась злых духов, поэтому она не убежала. Пока она стояла в нерешительности, человек в белом подошел к ней.

— Кто ты? — спросил он, заметив Нирмал.

— Не все ли равно?

— Куда ты направляешься? — спросил человек в белом.

— Наружу.

— Зачем?

— Нужно, — ответила Нирмал.

— Мне известно, что никто ничего не делает без нужды. Для чего нужно?

— Не скажу.

— Кто был с тобой?

— Не скажу.

— Я вижу, ты — индуска. Какой ты касты?

— Раджпутка.

— Ты находишься при джодпурской принцессе?

Нирмал твердо решила отвлечь всякие подозрения от Джодпури.

— Я нездешняя, — ответила она, — я только сегодня приехала.

— Откуда? — спросил человек в белом.

«К чему мне говорить правду? — подумала Нирмал. — Что он мне сделает? Пристало ли раджпутке лгать от страха?»

— Я приехала из Удайпура, — ответила она.

— С какой целью? — снова спросил человек в белом.

«Стоит ли ему обо всем рассказывать?» — подумала Нирмал.

— Почему я должна посвящать вас в свои дела? — сказала она. — Я буду вам очень обязана, если вы пропустите меня за ворота, не задавая вопросов.

— Я могу выпустить тебя за ворота, если буду удовлетворен твоими ответами.

— Я не стану отвечать на ваши вопросы, не зная, кто вы такой? — сказала Нирмал.

— Я падишах Аламгир, — ответил ее собеседник.

Нирмал вспомнила портрет, на который наступила Чанчал-кумари. Прикусив язык, она подумала: «Так оно и есть!»

Нирмал поклонилась падишаху до земли.

— Жду ваших приказаний, — сказала она, сложив ладони.

— К кому ты приходила? — спросил падишах.

— К принцессе Удипури.

— Что ты сказала? Из Удайпура — к Удипури? С какой целью?

— У меня было к ней письмо.

— От кого?

— От жены махараны.

— Где это письмо?

— Я передала его принцессе.

Падишах был очень удивлен.

— Ступай за мной, — приказал он.

Вместе с Нирмал Аурангзеб отправился в покои Удипури. Он оставил Нирмал у дверей, приказав стражницам не спускать с нее глаз, а сам вошел в спальню Удипури и увидел, что она погружена в глубокий сон. Рядом с ней на ее ложе лежало письмо. Аурангзеб прочитал его. Письмо по обычаю тех времен было написано на фарси.

Прочитав письмо, он потемнел, как туча в летнюю ночь.

— Как тебе удалось проникнуть в гарем? — спросил он Нирмал, выйдя из спальни.

— Простите своей рабыне это прегрешение, но я не стану отвечать на ваш вопрос.

— Откуда у тебя столько дерзости? — удивился Аурангзеб. — Ты не желаешь отвечать мне, повелителю мира?

— Мир принадлежит повелителю, но мой язык — мне, — возразила Нирмал, снова сложив ладони. — Падишаху не удастся заставить меня говорить то, чего я не захочу.

— Зато я могу тотчас же приказать стражницам, чтобы они вырвали твой язык, которым ты так хвастаешься, и бросили его собакам.

— Как будет угодно повелителю Дели! Но тогда вы уж никогда не узнаете от меня то, что вас интересует.

— Поэтому я и сохранил тебе язык. Я прикажу страже завернуть тебя в кусок ткани и поджаривать на медленном огне. Если мой приказ не может заставить тебя заговорить, тебя заставит заговорить пламя.

Нирмал засмеялась.

— Индусские женщины не боятся умирать на костре, — сказала она. — Разве падишах Хиндустана никогда не слышал о том, что индусские женщины с улыбкой на устах всходят на погребальный костер мужа? Вы пугаете меня смертью на костре, но так умерла моя мать и бабушка. И другие мои родственницы из поколения в поколение умирали на костре. Я тоже молю Бога о такой смерти.

«Молодец», — сказал про себя падишах.

— Что с тобой делать, я решу потом. Ты останешься под замком в одной из комнат гарема. Тебе не дадут ни есть, ни пить, пока тебя не измучит голод и жажда. Когда почувствуешь, что больше не можешь, постучи в дверь, стража приведет тебя ко мне. Когда ты ответишь на мои вопросы, тебе дадут есть и пить.

— Шахиншах, — ответила Нирмал, — неужели вы никогда не слышали, что во время поста индусские женщины по нескольку дней голодают и не притрагиваются к воде. Не раз они добровольно убивали себя постом. Государь, ваша покорная слуга тоже способна на это. Вы можете испытать меня, если вам угодно.

Аурангзеб понял, что ему не удастся запугать эту женщину. Трудно сказать, проговорится ли она даже под пыткой. Не лучше ли сначала попробовать подействовать на нее соблазном?