Грёзы о Закате - [52]

Главный проектировщик не утерпел и первым пробежал по территории своего детища. Многое оказалось не так, как он нарисовал-начертил-написал на листах пергамента, но всё было устроено вполне целесообразно. Изменения, внесённые в его идеальный план производства работ и размещения участков, казались вполне разумными. Многое порадовало Алеся, и он остановился у кузницы, чтобы посмотреть на горн, некогда начерченный им на пергаменте. Кузнецы, заметив чужого, вышли и смерили оценивающим взглядом чужака, что перешёл заповедные для посторонних пределы. У старшого кузнеца на очелье, стянувшем волосы, красовалась махонькая фигурка-поковка сокола. Его помощник поигрывал мечом.

— Вы никак ререги? — спросил чужак у ковалей.

Старшой усмехнулся и ответил вопросом на вопрос:

— С какого дуба ты сверзился, добрый молодец? Не князья и не ратники мы, а кузнецы. А здесь нет ни ререгов, ни волков. Здесь, ежели тебе втолковать по месту, куда ты приплыл, мы все медведи. Ты сам-то что за птица? Как залетел сюда?

Помощник кузнеца явно был готов снести голову чужаку.

— Пришёл взглянуть на свой горн. Хорош ли в работе?

Старшой по-прежнему подозрительно вглядывался в наглеца и невежу.

— Как ты мимо стражей прошёл? За какой надобностью? Кто таков?

— Звать меня Алесем. Неужто Стоян и Роснег не говорили обо мне. Всё это — мой проект!

Заветное слово как пароль слетело с уст пришельца — и в то же мгновение недоверчивость сменилась радушием. А таких радушных людей как словене, нигде не найдёте. Радушных для своих, конечно.

— Знакомо слово 'проект', - кузнец улыбнулся. — Стало быть, горн по твоей задумке? Хорош. Глянь-ка на меч Станимира. Кован по твоим советам. Щедр ты делиться знанием! А меня звать Чермен.

Станимир протянул меч — и Алесь увидел цветастый узор на металле.

— Как вы добились этого? — воскликнул он. — Это ж булат!

— Так и у нас есть секреты. Что, Станимир, покажем Алесю?

— Отчего не показать. Давно ждали тебя, Алесь. Роснег вещал, что ты не всё успел ему поведать. Веди, Чермен.

Чермен провёл Алеся к землянке, отворил дверцу, вытащил ящичек и приоткрыл его. Внутри чернел-поблёскивал графит.

— За чёрной каменюкой да чёрным порошком я в Моравское княжество ездил. Там добывал.

— Название ему есть иное: графит, — ответил Алесь. — Значит, сплавляете?

— Чисто железо отжигаем да сплавляем. Цветасто вышло?

— Цветасто! Для этой стали цены нет.

— А то мы не знаем! Не каждый князь сможет такой меч купить. Но тебе, Алесь, готов уже подарок. Рознег нам нарисовал 'проект', а мы ковали. В нашей избе тебя дожидается.

Из лачуги, разделённой на две половины, на зов Чермена вышла статная женщина, и привиделось Алесю, что он встречал её ранее. Чермен представил жену:

— Эта красавица — моя жена Елена. А этот добры молодец — тот самый Алесь, о коем нам много сказывали.

— Алёна? — переспросил удивлённый Алесь.

— Для подруг-товарок я Алёна иль Ленок, — насмешливо отвечала красавица, — А для людей крещёных — Елена.

— Тогда и меня называйте христианским именем. Окрестили меня Александром.

Елена перекрестилась на католический манер и ещё раз удивила Алеся-Алекасандра:

— Мой муж таксама христианин. Таксама Александр, но мы так его величаем, когда сердиты, а обычно он у нас Олекса.

— И где же тебя окрестили, Чермен-Олекса?

— Да там же, где встретил мою ненаглядную, — за Гавелой-рекой. В подмастерьях-то ходил по стране, у разных мастеров работал. А у гавелян встретился мне поп. Не немец, а из наших. Он то и поведал мне, грешному, про Исуса. И в церковь привёл. Увидел я алтарь и иконы, так и уверовал в истинность Христа, спасителя нашего.

Станимир таил ухмылку в пышных усах и, проведя рукой по оседельцу, который оставил на бритой голове, вероятно, не как ратник, а как кузнец, да не из простого, а из знатного рода, которому длинный волос в работе — помеха, молвил:

— Чермен мне эти глупости почти каждый день вещает. Но, слава богам, наши праздники не забывает! Нам Стоян сказывал, что ты, Алесе, вовсе не христианин, а некий артист.

— Не артист, атеист. Скажем так: на всё у меня свой взгляд есть.

— Так и нас боги не обидели: на всё своими глазами смотрим, — ответил Станимир.

Слушал Алесь байки словоохотливого Чермена-Олексы, начавшего сказывать свои истории о жизни среди гавелян, и диву давался. Поразил Алеся Чермен-Олекса! Разрушил в один миг все умозрительные построения незабвенного друга-историка, любителя поболтать с Буйновичем, и успевавшего изрекать суждения, пока пена держалась в кружке пива! «Стало быть, эта церковная лексика из латыни в русский, а точнее, словенский язык пришла намного раньше, нежели полагал мой незабвенный друг Андрюша» — с этой мыслью, что изронила свет на раздумие Алеся, он спросил Чермена-Олексу:

— Неужто ваш поп там за Гавелой читал проповеди по-словенски?

— В церкви слово своё начинал сказывать латинскими словесами, да латынь у нас никто не понимал. А потом он нашим языком пересказывал. Я ведь в Моравию пошёл не за чёрным камнем, а за словом Исуса, что принесли в те края греки. Книги ихние читал по-словенски. А там братья-христиане поведали мне не только сокровенные слова об Исусе-Спасителе, но и тайны чёрного камня.