Грезы и тени - [7]

«И былъ свѣтъ».

Первый день озарилъ небо небесъ: первозданный престолъ Творца и тьмы темъ ангеловъ, смиренно склоненныхъ предъ Нимъ.

A внизу, въ неизмѣримыхъ глубинахъ, трепетала и таяла побѣжденная тьма, волновалось и пѣнилось огненное море. Подобно островамъ, чернѣли въ немъ мертвыя, еще не зажженныя солнца: какъ огромные киты, плавали вокругъ нихъ остовы будущихъ планетъ.

Величественный духъ стоялъ на земной скалѣ, любуясь, какъ пламенныя волны разбивались y ногъ его снопами искръ и брызгами лавы.

Этотъ духъ былъ любимымъ созданіемъ Творца, ближайшимъ отраженіемъ Его свѣта. Когда Творецъ воззвалъ его изъ ничтожества, онъ заблисталъ, какъ тысяча солнцъ, и Создатель, довольный плодомъ своей мысли, сказалъ:

— Живи и будь вторымъ по мнѣ во вселенной!

Духъ былъ могучъ, свободенъ и счастливъ. На его глазахъ зиждились міры. Онъ былъ лучшимъ работникомъ, вѣрнѣйшимъ исполнителемъ и помощникомъ воли Творца. Величіе Владыки внушало ему благоговѣйный трепетъ, a собственная сила и власть — радостное довольство.

Творецъ повелѣлъ духу летѣть на землю и вѣщимъ словомъ превратить голыя скалы и черныя пропасти въ лучшій изъ міровъ.

Духъ спустился на планету, — и величіе открывшейся очамъ его огненной бездны очаровало его. Недвижно стоялъ онъ, испытывая взорами пестрые переливы паровъ и пламени, слушая грохотъ незримыхъ молотовъ, вылетавшій изъ огненной хляби.

Ревя и качаясь, поднялся надъ пучиною темнобагровый валъ. Какъ языкъ въ колоколъ, ударился онъ о кручу горы, гдѣ стоялъ могучій духъ, и разсыпался грудою угля и пепла. Тонкая струя смраднаго дыма протянулась снизу вверхъ, сквозь трещины гранита, подползла къ стопамъ духа и лизнула его колѣна.

Духъ затрепеталъ, внезапно полный невѣдомыхъ доселѣ чувствъ и мыслей. Онъ точно впервые увидалъ и міръ, и Бога, и самого себя. И все нашелъ онъ мрачнымъ и враждебнымъ, a свою долю — презрѣнною и безрадостною. Гордыя мечты охватили его. Онъ не могъ понять, что съ нимъ дѣлается, но ясно чувствовалъ, какъ любовь и благодарное самодовольство на вѣки уходятъ изъ его сердца, какъ, на мѣсто ихъ, громко стучатся властолюбивая зависть и гнѣвная ненависть.

Онъ былъ такъ смущенъ, что позабылъ ввѣренное ему вѣщее слово. Когда быстрыя крылья унесли его въ небо небесъ, печальная планета оставалась такою же нагою и скудною, огненное море такъ же бѣшено клокотало вокругъ нея, какъ прежде. A на вершинѣ горы, покинутой омраченнымъ духомъ, легла тяжелая сѣрая туча, и въ ней, свернувшись, какъ змѣя, спала и ждала новой жертвы Измѣна.

И снова прилетѣлъ на землю могучій духъ, н другой духъ — такой же прекрасный и блистательный — былъ съ нимъ. Обнявшись, сидѣли они на камнѣ, и первый шепталъ:

— Азраилъ! братъ, мой! другъ мой! товарищъ! Ввѣряю тебѣ мою тайну, ввѣряю тебѣ мою судьбу. Знай: я усталъ быть слугою, когда могу быть господиномъ. Я надѣленъ могуществомъ безъ границъ. Неужели оно дано мнѣ лишь для того, чтобы я рабски творилъ чужую волю, когда въ умѣ моемъ такъ много своихъ мыслей и желаній? Сила не можетъ быть обречена на жизнь себѣ наперекоръ. Гордость и могущество — родные братья. Я проклинаю свой жребій, я презираю себя, когда вспоминаю, что я — безвольное ничто: орудіе и только орудіе! — такое же, какъ вотъ эти пламенныя волны и каменныя глыбы, изъ которыхъ мы, служебные духи, извлекаемъ, сами не зная зачѣмъ, звѣзды, планеты и луны. Мы безсмертны, но меня приводитъ въ ужасъ мое безсмертіе… вѣчность безотвѣтной покорности и безсознательнаго труда! Если такъ сильно страдаю я — любимецъ Творца, больше всѣхъ духовъ неба посвященный въ Его тайны — что же должны чувствовать вы, безгласные духи низшихъ ступеней? Азраилъ! я рѣшилъ сбросить съ плечъ тяготящее насъ иго. Будемъ братьями! замѣнимъ свободнымъ союзомъ дружбы невольный союзъ подчиненія. Насъ много; Повелитель — одинъ. Онъ могучъ, но развѣ Онъ не распредѣлилъ между нами большую часть своего могущества? Тысячи братьевъ обѣщаютъ мнѣ помощь. Будь же и ты, другъ Азраилъ, моимъ союзникомъ въ брани и побѣдѣ! И, — клянусь этимъ огненнымъ моремъ, — когда я стану главою вселенной, ты получишь въ обладаніе отдѣльный міръ, гдѣ будешь царемъ и богомъ.

Слова измѣнника тронули Азраила. Онъ воскликнулъ:

— Ты правъ, Сатана. Пора намъ трудиться на самихъ себя и самимъ пожинать плоды и славу своихъ подвиговъ. Я твой и буду помогать тебѣ всею властью, какою неосторожно надѣлилъ меня Повелитель.

Сатана обнялъ друга и, сверкая одеждами, сотканными изъ молній, улетѣлъ съ земли. Азраилъ же, глядя вслѣдъ ему, думалъ:

— Ты очень силенъ, Сатана; твои крылья покрываютъ полъ міра. Но Творецъ сильнѣе тебя: Онъ наполняетъ міръ. Твои замыслы — вздоръ. Ты погибнешь со всѣми своими соумышленниками. Не пойду за тобою, сколько бы міровъ ты мнѣ ни сулилъ. И я честолюбивъ, но знаю свои силы. Сатанѣ мало быть вторымъ въ мірѣ, съ меня же въ избыткѣ довольно. Что — если я припаду къ ступенямъ трона Творца и разскажу Ему о проискахъ, быть можетъ, успѣвшихъ укрыться отъ Его всевѣдѣнія? Какъ знать? Не отдастъ ли Онъ мнѣ, въ награду за услугу, всю власть и милость, которыми облеченъ Сатана?..

Грозною тучей падалъ съ небесъ предводитель мятежныхъ духовъ — черный, какъ уголь, отъ опалившихъ его громовъ. Онъ падалъ внизъ головой, и пылающіе волосы его висѣли, качаемые вихремъ, какъ хвостъ заблудившейся въ небѣ кометы. Онъ падалъ — и смотрѣлъ въ небо, но не для того, чтобы послать послѣднее «прости» обители мира, отнынѣ потерянной для него безъ надежды и возможности прощенія. Мрачно пробѣгая взоромъ ряды торжествующихъ ангеловъ, онъ еще грозилъ, еще проклиналъ. И — вотъ — въ этихъ свѣтлыхъ рядахъ онъ увидалъ Азраила: того, кому, какъ другу и товарищу, повѣдалъ онъ свою тайну; кто лицемѣрно славословилъ его замыселъ, отдавалъ въ его распоряженіе свою власть волю, и… предалъ его, вмѣстѣ съ сонмами увлеченныхъ Сатаною и теперь, какъ онъ, проклятыхъ духовъ!