Грейте ладони звездами - [17]

От разочарования к обожанию? — доносятся до меня слова Ника, но на них я уже не отзываюсь, только чувствую — хотя не могу сказать определенно, не привиделось ли мне это в полусне — как рука Доминика зависает на мгновение надо мной, словно он хочет коснуться моего лица… или волос, не уверена точно, но так и не решается. А потом я наконец-то проваливаюсь в глубокий сон…

… И просыпаюсь как от толчка. Хотя толчок, скорее всего, действительно, был, так как ноги Томми лежат прямо поперек моего живота, а головой он упирается Доминику в подмышку. Оба спят сном праведников — что подразумевает этот праведный сон, судить не берусь! — но полнейшее безмятежное умиротворение, написанное на их спящих лицах, так и напрашивается на подобное сравнение.

Тихонько высвобождаюсь и соскальзываю с кровати — следует уйти прежде, чем кто-либо из семейства Шрайбер проснется и увидит меня здесь…

Часы показывают шесть утра, когда я наконец возвращаюсь домой и юркаю в уютное тепло рядом со спящим мужем, тот даже не шевелится — утренний сон, как я знаю, у него самый крепкий. Тем лучше, мне и самой не помешает лишний час сна, которым я и спешу воспользоваться, а будит меня нежное поглаживание по бедру и тихий голос у самого уха:

Ну что, моя отважная партизанка, как прошла твоя ночная засада в комнате Томми?

Сносно, — отзываюсь я сонным голосом. — Но лучше бы такого больше не повторялось! Партизанка из меня явно некудышная.

Когда ты вернулась?

Около шести, ты спал, как суслик! — я потягиваюсь и чмокаю Юргена в колючую щеку. — Надеюсь, Доминик не проболтается Хелене о нашей засаде… — И я утыкаюсь лицом в подушку.

Так Доминик тоже был там?

Упс, я и в самом деле не сказала об этом Юргену и теперь виновато кошусь на него:

Да, он уже был дома, когда я привезла Томми… Сказал, что у него изменились планы на вечер и я обрадовалась, что смогу оставить мальчика на него, но тут вернулась Хелена с кавалером… и мне пришлось остаться.

Юрген смотрит на меня внимательным взглядом с легкой полуулыбкой, от которой мне становится, действительно, не по себе… Никогда не видела, чтобы он так на меня смотрел! Словно заглядывает в самое сердце.

Почему ты так на меня смотришь? — пытаюсь сгладить легкомысленным тоном впечатление этого взгляда. — Никак ревнуешь? Это даже забавно.

Юрген, однако не подхватывает мой игривый тон.

Ты знаешь, а мальчик влюблен в тебя? — произносит он все с той же полуулыбкой. — У него это прямо на лице написано.

Я собираюсь было отпираться, но понимаю, что лгать нету смысла да и не за чем.

Знаю, — отвечаю просто, смотря Юргену прямо в глаза, — но ты ведь знаешь, что я тут не при чем…

Вместо ответа он притягивает меня к себе и зарывается лицом в мои волосы, что красноречивее любых слов, но потом все же добавляет:

Никогда бы не хотел оказаться на его месте, Джессика… Хорошо, что скоро он уезжает… Хорошо для всех нас.

Я не уточняю, что он хочет этим сказать: хорошо для кого — для Доминика, для меня или для самого Юргена — я только продолжаю лежать на его груди и чувствовать тихую вибрацию его сердца, которое продолжает мерно стучать под моим ухом. И этот звук для меня дороже любой музыки…

6 глава

«Разлука научит тебя любить по-настоящему».

**************************

Мне нравится живость Доминикова характера: то как он может одним своим присутствием оживлять самую скучную из бесед — это представляется мне чем-то феноменальным, как некая суперспособность, наравне с левитацией или телекинезом. Можно часами сидеть и слушать его бесконечные рассказы о друзьях, учебе и вечеринках, на которых постоянно что-нибудь случается и не всегда без его помощи.

Он — душа любой компании, это ясно с первого же взгляда…

Но после утреннего разговора с Юргеном я больше не могу позволять себе слишком явно проявлять свою симпатию к парню, я боюсь, что это может быть неправильно истолковано, и потому возвращение Доминика в Мюнхен кажется мне необходимым благом, тогда как для Хелены — ясное дело! — оно представляется почти концом света: она который день с удвоенной силой «успокаивает нервы» на кухне, объясняя этот свой нервный припадок скорым отъездом Доминика, который — благодаря своему «папаше-шельмецу» — может не столько вернуться к учебе, сколько «умотать на край света, который она даже на карте не знает как отыскать».

Из-за всей этой ее нервозной возбужденности, она, к счастью, не замечает моего явного смущения, которое я испытываю в общении с ней первые пару дней после нашей «партизанской засады» в комнате Томми. Мне, к счастью, даже не приходится объясняться с Хеленой: Доминик придумывает вполне сносную историю, объясняющую появление Томми поутру в своей кроватке, историю, верную ровно процентов этак на девяносто, и я ее с радостью подтверждаю.

Он специально засылает моего мальчика неизвестно куда! — возмущается она в очередной раз, почти впихивая в меня свои вишневые меренги. — Я этого так не оставлю.

Послушай, Япония — это явно не край света, Хелена, — решаюсь поделиться я с ней своим мнением. — Тем более Доминик говорит, это открывает хорошие перспективы… Отец не стал бы вредить своему ребенку.