Гретхен - [2]

Зато у Гретхен было сразу несколько привычек. Она любила, например, жевать прядки своих кудрявых волос: сунет кончики в рот и покусывает. А еще – заплетать челку в мелкие косички, особенно если на уроке становится скучно. Ей нравилось хрустеть пальцами: возьмет один и тянет, пока не раздастся громкий хруст. Кроме того, она частенько почесывала живот – просто так, а не потому что он действительно чесался. Еще одно любимое занятие – разрисовывать ручкой левое запястье, как будто оно забинтовано. Помимо этого Гретхен иногда морщила нос и сопела. Можно было подумать, что она принюхивается, учуяв какой-то подозрительный неприятный запах. Но сопеть Гретхен начинала, когда кого-нибудь внимательно слушала, и сама этого не замечала.

В доме, где жила семья Закмайеров, соседи за глаза называли их Тумбами. Пошло это с легкой руки Конни, соседского сынка. Сам он тощий как щепка, и все толстяки казались ему несуразными и смешными.

Каждое воскресенье, ровно в девять утра, Конни занимал позицию у окна, зная, что в это время Тумбы выезжают в Цветль, к бабушке. Завидев Гретхен, Гансика, Магду, маму и папу Закмайеров, он радостно вопил, призывая своих родителей:

– Тумбы, Тумбочки выползли! Скорее, а то всё пропустите!

Родители Конни тут же бросались к окну, и вся троица хихикала и потешалась над тем, как Закмайеры загружаются в свою «мини», которая изрядно проседала под тяжестью пассажиров. Глядя сверху на то, как маленькую машинку качает из стороны в сторону, наблюдатели страшно веселились и отпускали шуточки.

– Ай да чудо-таратайка! Прямо резиновая! Сколько сала влезает! – восклицал папа Конни.

– Спорим, что мамаша сейчас застрянет! – говорила мама Конни. – Вон какую попу отрастила, в такую дверцу не пройдет!

– Застряла, застряла! – подхватывал Конни.

Когда синяя машинка Закмайеров наконец трогалась, Конни с родителями смотрели ей вслед, огорченные, что воскресное представление завершилось.

– Конец супершоу «Шесть толстяков», – объявлял Конни, отходя от окна. Он придумал такое название, потому что, кроме Гретхен, Гансика, Магды, мамы и папы Закмайеров, шестым «пассажиром» в машине ехал увесистый пакет с провиантом, который семейство неизменно брало с собой.

Закмайеры, конечно, и не подозревали, что о них говорят соседи, пока они, утрамбовавшись, как селедки в бочке, выезжали со двора, мечтая поскорее добраться до Цветля и бабушки.

Что еще добавить к портрету Закмайеров? Наверное, то, что жили они дружно, не ссорились и даже к вечному нытью маленькой Магды относились терпимо. Может быть, еще нелишне будет знать, что папу Закмайера звали Эгон и работал он в правлении макаронной фабрики, а маму звали Элизабет и она не работала – если, конечно, работу по дому работой не считать.

Да, еще: Гансик собирал птичьи перья. У него было уже три огромных альбома с перьями разных птиц: куриц, голубей, фазанов, волнистых попугайчиков и прочих. Магда в этом году пошла в школу, правда, без особого удовольствия, и ей очень хотелось иметь черную кошку. Гретхен много времени проводила за чтением. Больше всего ей нравились всякие душещипательные драмы, в которых действовали разные графы, графини, бароны и баронессы, но читала она такие книжки потихоньку, потому что немного стеснялась этого увлечения. У мамы тоже была своя страсть – она любила готовить.

– Кулинария – мое главное хобби! – говорила она.

Мама могла ни с того ни с сего испечь хитрый торт: с тремя слоями разного бисквита, с двумя разными кремовыми прослойками и украшением из марципана и засахаренных вишен. Папа всякий раз, увидев такое произведение, поначалу пугался: неужели у кого-то день рождения, а он забыл? Или вообще годовщина свадьбы? Пропустить ее было бы уж совсем непростительно. Но мама его успокаивала:

– Да нет, просто мне захотелось испечь что-нибудь вкусненькое!

Вкусненькое все Закмайеры очень любили. Они дружно набрасывались на торт и уплетали его с такой скоростью, будто прибыли с голодного острова.

Пожалуй, больше ничего о Закмайерах знать не нужно, и, значит, можно начинать нашу историю.

Глава вторая,

в которой у мамы Гретхен появляются новые привычки, а Гретхен с ужасом смотрит правде в глаза

Трудно сказать, где и когда начинается та или иная история. Потому что у всякой истории есть своя предыстория, которая тоже важна. Как знать, может быть, все началось в тот момент, когда тетушка Эмма с умилением заглянула в коляску, чтобы полюбоваться на крошку Гретхен. Или еще раньше – когда дядюшка Август c интересом сунул нос в коляску, в которой лежала новорожденная мама Гретхен. Не исключено, что и то и другое одинаково значимо. Как тут разобраться, с какого момента начинать рассказ? Чтобы не гадать попусту, начнем просто с понедельника. С того самого понедельника, накануне которого мама Гретхен ходила на встречу одноклассников по случаю пятнадцатилетия окончания школы.

В тот понедельник, утром, Гретхен, как всегда, пришла в кухню, чтобы позавтракать. Обычно мама к этому времени уже успевала всё приготовить, и Гретхен поджидали тосты, масло, сыр, ветчина и кофе. Но в этот раз все было по-другому. Мама сидела за столом и молча смотрела в большую чашку с чаем с таким видом, будто там на дне лежала мертвая золотая рыбка, которую она очень любила.