Грета Гарбо. Жизнь, рассказанная ею самой - [22]

Фелиситас изменяет мужу с красавцем Лео. Однажды ревнивый супруг застает любовников в объятьях друг друга и вызывает Лео на дуэль, которая заканчивается гибелью мужа. За это убийство Лео отправлен императором на дипломатическую службу в дальние края, то есть в ссылку. Уезжая, Лео просит присмотреть за возлюбленной своего друга Ульриха. За время отсутствия Ульрих времени даром не теряет, и, вернувшись, Лео обнаруживает, что молодая вдова уже не вдова, а супруга Ульриха! Но Лео, все эти годы грезивший о своей Фелиситас, не может поверить, что его бросили, он пытается вернуть Фелиситас, снова становясь ее любовником. Теперь дуэль неизбежна между давними друзьями.

Трагической развязки здесь не могло не быть. Она случилась – спеша к месту будущей дуэли, Фелиситас проваливается под лед на реке и гибнет на глазах у потрясенных мужа и любовника.

Лео играл Джон Гилберт, Ульриха – Ларс Хансон. Любовные сцены предусматривались только с Гилбертом, иного публика бы не простила.

Я заранее настроилась его любить, иначе нельзя, иначе получится фальшиво. Видела фотографии красавчика Джона, переживала из-за своего несоответствия его звездному статусу, своего плохого английского… А он все не шел и не шел.

Когда герой, наконец, соизволил появиться на съемочной площадке, мне действительно казалось, что он отсутствовал те самые годы, что положены по сценарию, а я все это время мечтала о встрече. Невольно вырвалось:

– Где же вы были так долго?

Встретившись со мной взглядом, Джон замер. Между нами словно промелькнула искра, такая, как показывают, когда сталкиваются провода.

Так начался наш роман, едва не приведший к бракосочетанию.

Играть с Гилбертом было легко, тем более он старался помочь. Более опытный и уверенный в себе, с высоты звездного статуса он добивался от режиссера поблажек якобы для себя, а в действительности мне. С моей скованностью и зажатостью играть любовные сцены еще недавно было немыслимо. Джон потребовал удалить с площадки всех, оставив только оператора с камерой, не проводить никаких репетиций, уверяя, что мы все сделаем с первого дубля, а мне самой шептал:

– Здесь только ты и я, слышишь, нас только двое. А ты Фелиситас…

Помогало. Это был наш секрет, наш большой секрет. Он – Лео и я – Фелиситас, а еще любовь, трагичная, невозможная, а потому особенно прекрасная. Эта любовь приводила мою героиню к гибели, но как же иначе, любовь, которая заканчивается походом под венец, ни зрителям, ни мне не интересна.

Студийные боссы зря считают, что зрители любят хеппи-энды, далеко не всегда, часто именно такие трагические завершения красивых историй, заставляющие зрителей лить слезы в темноте зала, ценятся куда больше. Даже самые нелепые трагедии, вроде проваливания под лед в самый решающий момент, вызывают доверия больше, чем реальные счастливые развязки.

Что было бы, уйди Фелиситас от Ульриха к Лео? Или наоборот, откажись она от своего возлюбленного? В любом случае героиня проиграла бы в глазах зрителей, но ее гибель сделала ее невиновной. Никто не задумался, что она виновата в том, что променяла отсутствующего Лео на его друга, что вообще изменяла сначала одному, а потом второму мужу. Любовный треугольник решения не имеет, потому решением стала трагедия гибели главной героини.

Мы не играли любовников, мы жили их жизнью, не разыгрывали любовные сцены, а проживали их. К чести съемочной группы, нам очень помогали, нас оберегали, словно хрупкие хрустальные бокалы, словно два нежных цветка, способных погибнуть от сквозняка на площадке.

Фильм удался, любовные сцены особенно. Во время сеансов зрители рыдали, причем не только женщины, но и мужчины. Вообще, в потоке писем лично мне и тех, и других было поровну. Красавца Джона, понятно, обожали дамы.

Позже даже проводили исследования: как влияет на зрителей появление нашей пары на экране. Прикрепляли какие-то там датчики, дабы уловить учащенное сердцебиение и изменение частоты дыхания, и показывали фильм. Оказалось, что только появление нас с Гилбертом приводит к серьезному волнению зрительниц.

Казалось, успех обеспечен на долгие годы, но в мире не бывает ничего надежного и постоянного, а уж успех и отношения в Голливуде тем более. Нет, успех был, и Голливуд остался, но…

Первым занервничал Стиллер. Его фильмы с Полой Негри успеха не имели; перейдя на другую студию после ссоры с Майером, он тоже большого результата не добился, снимал, конечно, но Голливуду творческие искания европейского мэтра были непонятны. Стиллер со своими поисками и новшествами, а еще больше со своим требовательным характером, не терпевший ничьего давления, кроме своего, пришелся не ко двору. Там желающих распоряжаться и диктовать свою волю и без Моши достаточно.

Его неудачи были ярче заметны на фоне моих успехов. Конечно, можно оспорить это утверждение, еще неизвестно, у кого успехи, а у кого топтание на месте. Но ведь он сам привез меня в Голливуд, сам твердил, что мое главное достоинство, мой козырь – мое лицо, что я актриса крупного плана и должна об этом помнить.

Мой крупный план пришелся по душе американцам, на него был спрос, и еще какой! Кстати, я почти не пользовалась гримом, не было необходимости. Когда моим лицом впервые занялся кудесник Макс Фактор (тот самый, чья косметика позже заполонила полки магазинов), то лишь покачал головой: