Парни из группы были в шоке. Нужно было что-то делать, но что ты сделаешь с человеком, который сам выбрал себе такую жизнь? Как ему можно было объяснить, что жизнь — штука длинная? И кроме героина есть что-то еще? Что своей тупой жизнью он причиняет боль всем вокруг?
Все продолжалось еще несколько лет: бесконечные капельницы, дикие постгероиновые депрессии, переливания крови, срывы и полное ощущение ада. Но тогда мы просто развели их с женой в разные стороны. Разорвали их брак: Анфису отправили к ее родителям, а Горшка определили лечиться. И постепенно ситуация начала выправляться.
Кто мог подумать, что жизнь окажется настолько сложной штукой?
Михаил «Горшок» Горшенев (р. 1973) — лидер группы «Король и Шут»
Про наркотики мои родители узнали очень поздно. Я не хотел, чтобы их это коснулось. Просто пришел момент, когда не видеть, что происходит, было уже невозможно. Я дошел совсем до ручки. Именно родителям приходилось вытаскивать меня с того света. Я отлеживался у них на квартире, но потом возвращался к приятелям, и все начиналось сначала.
Я бы отдал все на свете, лишь бы мои родители об этом не знали. Но они знали…
Чтобы я хоть как-то пришел в форму, иногда они определяли меня в психушку. Метод лечения от наркотиков там один: тебя на неделю привязывают к кровати и разбирайся со своим внутренним миром как хочешь.
Чтобы не водить пациентов в уборную, в член им запихивали толстенный катетер — негнущуюся резиновую трубку. Одним концом катетер вставлен тебе в разодранный окровавленный член, а другим опущен в ведро. Рыпнешься — получишь резиновой дубинкой. Охрана в психушках почти военная. Обо мне санитары знали, что я музыкант, и особенно не били. А других привязанных они забивали почти насмерть.
Неделю подряд ты лежишь в пустой комнате. Там нет телевизора. Там с тобой никто не разговаривает. Ни слова, ни звука — вообще ничего. Ты просто лежишь и ждешь.
За неделю я скидывал больше десяти килограммов. Есть тебе не дают, да ты и не можешь ничего есть. Жуткая боль во всем теле, а самые чудовищные вещи творятся внутри головы. Круг за кругом там разворачивается ад.
Чтобы не съехать окончательно, я начинал разговаривать сам с собой. Две половинки моей души пробовали между собой договориться. Одна хотела сдохнуть. Другая очень боялась смерти. Я лежал в темной и пустой палате сумасшедшего дома и слушал, как эти половинки общаются между собой.
Есть жизнь, и есть смерть. Я люблю жить, но иногда больше не могу. Бывает, что мне хочется просто исчезнуть. Навсегда вырвать себя из мира. Разгладить место, которым когда-то был я. Сделать так, чтобы меня никогда не существовало. Потому что дальше ВОТ ТАК было невыносимо.
Я бы очень хотел верить в Бога. Если бы пришел момент, когда я по-честному смог бы прийти в церковь, — то ничего другого мне было бы и не нужно. Мне кажется, что все, связанное с Иисусом Христом, — это какая-то очень светлая и прекрасная история. Только по-честному поверить в нее я не могу.
И вместе со всеми пойти в церковь — тоже не могу.
Не хочу лицемерить.
Нет на свете никакой вечной жизни. Скоро я умру. Растворюсь. Исчезну. Ну и зачем тогда все это начиналось?
В самом начале никто из нас и представить не мог, что жизнь окажется настолько сложной штукой.
