Грешники - [20]

О начале 1990-х все сегодня вспоминают с ужасом — но не я! Для меня то время было, наверное, самым веселым. Из парней, которые ходили в TaMtAm, больших успехов, чем я, достиг, наверное, только Эдик Рэдт из группы «Химера», который как-то не вынес отходняков от первентина и повесился в парадной.

На концертах нас окружали тысячи девушек. Иногда довольно симпатичных. Но лично я никогда этим не пользовался. После концертов я запирался в гримерке и не желал никого видеть. Я жил ради концертов, а теперь концерт был окончен, и следующий должен был начаться не скоро. Мне хотелось как в детстве: уставиться в одну точку… задуматься… уплыть… перестать присутствовать в этом мире… исчезнуть…

Жизнь, которую я вел, давно перестала меня устраивать. А какой может быть другая жизнь, я не знал.

Мы все повзрослели. Пора было думать о семейной жизни. В 1994-м я женился. Сама свадьба прошла очень тихо, чего не скажешь о нашей дальнейшей семейной жизни.

Это были самые жуткие годы моей жизни. Сперва, чтобы не жить с родителями, мы сняли квартиру. Потом стали снимать не квартиру, а комнаты. Потом жили черт знает где. Первое время я еще думал о том, чтобы накопить денег и купить дом. Но очень быстро стало ясно, что никакого дома не будет. И вообще ничего не будет.

Все, что нас с женой тогда окружало, было пропитано смертью. Каждый день семейной жизни должен был стать последним. Мы с ней убивали себя самих, убивали друг друга, дрались и разрушали все, до чего могли дотянуться. Несколько раз я начинал всерьез, изо всех сил ее душить. Странно, что так и не додушил ее до конца. Жена бросалась на меня и ногтями до мяса раздирала мне лицо. Так продолжалось семь лет подряд. Мне и до сих пор очень сложно обо всем этом говорить.

Употреблять наркотики вдвоем — значит не выбраться из этого никогда. С первой женой мы убрали из жизни все запреты. Это была такая свобода, что нормальный человек не испытывал подобного даже в горячечном бреду. И все равно это была история очень большой любви. Только любовь эта постепенно превратилась в кошмар.

Несколько раз я пробовал убить не ее, а себя. Почему ни одна из суицидальных попыток не удалась — спрашивать об этом нужно не меня. Мы жили коммуной, и меня окружали толпы людей — может быть, дело в этом? При таком ритме жизни у тебя не остается шанса даже в одиночестве покончить с собой. Я пробовал — а меня каждый раз вытаскивали с того света.

Свои ощущения я помню прекрасно. Я умирал… я был уже почти мертв… и помню, что мне совсем этого не хотелось… но кто-то бросался и не давал мне умереть… а потом все равно наступал момент, когда я опять был не в состоянии выносить жизнь, которую вел.

Знаешь, проблема не в той девушке, и даже не в наркотиках. Проблема в том, что дальше жить нам обоим было просто незачем. Все было очень плохо и становилось еще хуже. А потом все стало так плохо, что хуже быть уже не могло.

Андрей «Князь» Князев (р. 1973) — лидер группы «Король и Шут»

Эту его девушку звали Анфиса. Они познакомились в клубе «Полигон», прямо на нашем концерте.

Когда Горшок привел ее первый раз, все разинули рты. Выбор был действительно отменный. Из девчонок, которые крутились вокруг группы, Анфиса была лучше всех. Таких девушек, как она, я вообще больше не видел.

Горшок начал с ней встречаться. После каждого концерта он ехал к ней. Так продолжалось пару лет, а потом они решили расписаться. Свадьба вышла отвратительная: стол, втиснутый в их тесную комнату, куча родственников, дедушка в галстуке, кретин-тамада…

Нам, группе, казалось дико смешно: Горшок стал мужем! Правда, теперь героин он употреблял уже вместе с женой — и это смешным не было.

Скоро там была сплошная зависимость. Героин — штука хитрая. Если внимательно присмотреться, то видно, что это и есть продажа души дьяволу в чистом виде. Ты употребляешь всего один раз и больше никогда себе не принадлежишь. Дальше решать за тебя будет кто-то совсем другой.

Горшку нравилось играть в Сида и Ненси[2]. Как-то он сказал, что скоро сядет со своей Анфисой в машину… и больше мы его не увидим. Он понимал, что каждый приличный рок-герой должен сдохнуть молодым. И он делал для этого все возможное. Скоро он сдохнет, станет легендой и для него весь этот кошмар кончится. Так что сегодня можно делать что угодно, потому что завтра от Горшка останется только громкое имя, — а самого Горшка уже не будет.

Он так долго в это верил, что совсем разучился понимать, чем еще, кроме саморазрушения, можно заниматься. Обычная жизнь, группа, музыка, друзья, родители — ничто это его уже не интересовало. Он разгонялся на своей воображаемой машине и уезжал в никуда… ничего страшного, что по дороге он причинял боль каждому встречному… ничего страшного!.. ведь скоро его уже не будет, а с бронзовых памятников взятки гладки!

Как-то у Горшка был день рождения. Мы приготовили ему подарок и ждали, что он подъедет на репетиционную точку. Но он не приехал.

— Чертов героинщик! — разозлился я.

Вместе с парнями из группы мы поехали к нему домой. То, что мы увидели, было ужасно. Эти двое жили хуже, чем последние бродяги. Мы встретили их на улице: Горшок и его жена печально брели, чтобы продать самую последнюю вещицу из дома. Ниже падать им было некуда.