Грешники - [22]

После близости Валентин некоторое время не мог говорить. Он хотел только смотреть Лене в глаза, которые стали огромными и, казалось, приблизились к нему, живя при этом собственной жизнью.

Она через силу потушила свой взгляд, и тут же в помещение кафедры вошла Настя Колоненко, словно ожидала финала за дверью. Шажкова бросило в пот, и он отвернулся к окну.

Неопытная ассистентка Настя, однако, ничего не заметила, хоть и была по уши влюблена в Валю. Влюблённые, как известно, ревнуя ко всем, о настоящей измене узнают последними. Шажков, впрочем, счёл бы слово «измена» здесь неуместным, так как, зная о слабости Насти Колоненко к нему, старался быть аккуратным, не оставлял надежд и не давал поводов. Вот если бы вместо Насти вошла Маркова, тогда и пришёл бы конец столь нетщательно скрываемой тайне. Смеху-то было бы!

На первой части банкета Шажков пробыл минут десять, и те без удовольствия, вспоминая неприятный разговор с директором. Ему нужно было ещё загнать машину на ночь в университетский двор, чтобы не воздерживаться от спиртного в ресторане. Всё это время профессор Климов ждал Валентина в своём сером «фольксвагене», периодически поторапливая его телефонными звонками. Иностранцы и москвичи уже отбыли на университетском микроавтобусе в недавно открывшийся ресторан «Литейная сторона», ставший модным местом для состоявшихся представителей питерской богемы, чиновничества и высшей школы.

Климов и Шажков ещё из холла сквозь стеклянную дверь увидели в полутёмном зале ресторана своих коллег, сидевших за длинным столом и молча тянувших пиво.

— Переводчика-то у них нет, — сообразил Валентин.

Климов как будто услышал его и усмехнулся: «Тебя ждут». Он сам понимал по-английски, но, как собака, говорить не мог.

— Вижу.

— Ты начни, а там посмотрим. Опыт подсказывает мне, что через полчаса, от силы через сорок минут, твои услуги им больше не понадобятся… Подтяни галстук или сними его вообще.

— Лучше подтяну, — ответил Шажков.

— Ну, как я? — оправляя белый пиджак, спросил Климов.

— Джеймс Бонд.

— А то! — и Климов, картинно распахнув руки в радушном приветствии, двинулся в зал.

На почетных местах за столом сидели два депутата Государственной думы из разных фракций: плотные с короткими стрижками и в расстёгнутых пиджаках. Напротив — профессор Джон Рединг из Великобритании с супругой и профессор из Германии Вольфганг Китгель. Рединг был одет в богемного вида пуловер, выглядел очень моложаво, и его хотелось называть «Джон». Супруга на его фоне не выделялась. Напротив, Китгель сидел в застёгнутом чёрном костюме, и к нему хотелось обращаться «мистер». За Китгелем сидел финн и два представителя Чехии. Чехи были уже в возрасте и откровенно ностальгировали по прошедшим временам, когда они были юными и ездили по молодёжным путёвкам в город Ленинград. Университет представляли декан философского факультета профессор Конторович — сдержанный и незаметный человек с аккуратной седой бородкой — да Климов с Шажковым.

— Хэлло, гутентаг, ни хао, — приветствовал Климов иностранных гостей и, обойдя стол, с каждым в отдельности расцеловался. Его юмора, к счастью, никто не понял.

После окончания суеты по поводу заказа блюд профессор Климов поднялся с рюмкой финской водки и, нависая над столом полами белого пиджака, открыл вечер:

— Валь, переводи. Дорогие коллеги, друзья! Кого-то мы знаем давно, — он посмотрел на Рединга, — с кем-то встретились впервые, но наша конференция… (далее Шажков переводил, почти не вдаваясь в смысл сказанного, успевая подумать даже о Лене Окладниковой).

— …за этим столом присутствуют и люди, представляющие политическую элиту страны, — Климов кивнул в сторону депутатов Госдумы, — объекты, так сказать, нашего изучения…

— Подопытные свинки, — брякнул один из них («Никак чувство юмора есть?» — подумал Валентин, но переводить постеснялся. Да и не знал он, как сказать по-английски «подопытная свинка»).

— …которые прилагают титанические усилия, чтобы Россия стала сильным демократическим государством… («Исправил бестактность по отношению к москвичам», — одобрил Шажков).

— …открывая этот вечер, я предлагаю выпить за успех прошедшей конференции… и забыть о ней (последние слова вполголоса для Шажкова, а далее снова громко)… и за её уважаемых гостей, чиз! — Климов чокнулся со всеми, осушил рюмку и сел.

Застучали ножи-вилки, и вечер начался. После четвёртого или пятого тоста все, наконец, расслабились. Депутаты рассказывали московские анекдоты, большей частью неприличные, которые Шажков, видимо, переводил не совсем удачно, так как на другой стороне стола лишь вежливо улыбались. Декан Конторович установил контакт с одним из чехов, который немного говорил по-русски. Супруга Джона Рединга, выпивавшая наравне с мужем, повеселела и явно не прочь была поучаствовать в общей беседе.

Климов, Рединг, Киттель и примкнувший к ним Шажков завели традиционный спор о том, в какой стране девушки красивее. Рединг к удовольствию хозяев однозначно утверждал, что самые красивые девушки живут в России.

— Если в Манчестере или в Глазго встретишь симпатичную девчонку, то она, скорее всего, будет из Восточной Европы или из Израиля, а самая симпатичная будет точно из России. — говорил он. — Русские девушки — это девушки, а наши — «унисекс».