Грешник - [37]

— Вы хотите, это, ну типа, ознакомиться с оборудованием? — спросил Данте. — Я имею в виду…

— Чего я хотел бы, — сказал я, — так это положить свою аппаратуру, и чтобы те двое там начали подключаться к вашему оборудованию, пока ты открываешь свою страницу в Википедии, чтобы я мог понять, с кем ты уже записывался и увидеть, станем мы лучшими друзьями или смертельными врагами в конце сессии.

Данте посмотрел на меня. Лейла посмотрела на меня. Камеры посмотрели на меня. Джереми поставил свой кейс на пол и открыл защелки, чтобы достать свой бас.

Никто не двигался.

Джереми поднял взгляд. Он любезно и очень удивленно произнес:

— Оу. Вы не знали? Коул не говорит по пустякам.

Иногда я мог быть мудаком. Иногда мне было плевать.

Все принялись делать то, что я сказал.

— Также, — добавил я, — можно ли сделать это место более теплым? Я не чувствую свои чертовы пальцы.

Джереми встал и поправил ремень своей бас-гитары. Он сыграл монотонный риф и остановился, чтобы настроить.

— Прямо как в старые времена.

— Почти, — сказал я. Я не говорил о Викторе, но думал об этом. Мои глаза были устремлены на Лейлу, пока она возилась с барабанной установкой.

— Какую из тех штук мы делаем? — спросил Джереми. Он имел в виду файлы, которые я отправил. — Я побаловался с некоторыми из них.

— Какие ты прочувствовал?

Джереми взглянул на камеры. Они в ответ взглянули на меня. Он спросил низким, повседневным голосом:

— В зависимости. Каким способом?

Боже, я любил умных людей.

— Особые гости, — сказал я, поворачивая свой телефон, чтобы он мог увидеть.

— Мда, шумно, — подытожил Джереми. — Ладно, этот третий файл. Надо делать так?

Он сыграл небольшой отрывок, чтобы я мог понять, какой именно он имеет в виду.

— Слышишь это? — сказал я Лейле, которая подняла взгляд с отвращением на лице. — Работаем с этим. Надевай свою мыслительную кепку.

Я не знал, надевалась ли мыслительная кепка поверх ее дредов.

— Коул? — Девид… Дерек… Деймон… Данте? спросил сверху, его голос доносился отовсюду. За стеклянной панелью я видел, как он двигался позади массы панелей и компьютерных мониторов. — Ребята, вы там слышите меня?

— Йес.

— Мои ребята надевают наушники. Дайте мне знать о громкости в ваших ушах, и потом я уравняю ее здесь. Мы все подключены. Какое рабочее название этого трека?

— Бензинная Любовь, — ответил я.

Данте напечатал это.

— Мило.

— Предсказуемо, — ответила Лейла из-за установки.

Я ощетинился.

— Нет ничего предсказуемого ни в бензине, ни в любви, дорогуша. Почему бы тебе не вернуться к плевать-что-будет-завтра состоянию?

Лейла пожала плечами и прошлась по установке.

Было неплохо. Но…

Я хотел Виктора

Я хотел Виктора

Я хотел Виктора

Я дал себе подумать об этом всего секунду, а потом поежился и развернулся к своим клавишам. Опасения все еще терзали меня. Я думал об открытом рте Изабел на моем, возвращаясь обратно в кондитерскую.

Потом мы взялись за работу.

Запись в студии даже отдаленно не похожа на живую игру. В живой — все и сразу. Никаких поправок, никаких устранений проблем, просто пропуск через себя. В студии, если подумать, все складывалось в пазл. Было легче сначала записать концы, но иногда ты еще даже не мог сказать, каковы они будут. Иногда самой тяжелой частью было решить, какой трек сводить первым — какой трек станет фундаментом. Вокал? Но что если они не попадали в такт или выходили за рамки положенного? Потом барабаны. Но они оставляют тебя ни с чем, все равно будто ты начал все заново с нуля. Потом клавиши создавали аккорды и тон. Их, должно быть, будут перезаписывать, но это было хоть что-то.

Больше всего мне нравилось начинать и заканчивать самому, в любом случае.

Мы работали около часа, в течении которого я ненавидел Лейлу все больше. Не было ничего неправильного в ее игре. Она была нормальной. Но Виктор был лучшим музыкантом среди всех нас. Другие группы всегда пытались украсть его у нас. Волшебные руки. Лейла была просто человеком с барабанной установкой.

Насколько глупым я был, решив, что я могу просто прийти в студию с любыми другими музыкантами и выйти с чем-то, хоть отдаленно напоминающим «Наркотику». Не глупым. Самоуверенным. Я был «Наркотикой», но также Джереми и Виктор.

Через час «Бензинная любовь» больше звучала как «Скипидарное безразличие».

Я был в ужасном настроении к тому времени, как стали приходить мои гости.

— Я думал взять кофе, — сказал Леон, шагнув внутрь. Камеры шокировано повернулись к нему — беспомощные, потому что он не подписал соглашение и не собирался. — Но я подумал, что дети в это время, вероятно, пьют эти новомодные напитки вместо него.

Он протянул мне энергетик. Я необоснованно был рад увидеть его.

— Леон, я люблю тебя, — сказал я, принимая банку. — Женись на мне и сделай из меня лучшего человека.

— Оу, ладно, — сказал Леон. Он протянул еще одну Джереми, который покачал головой, но сказал:

— Все равно спасибо, чувак, — он привез свою банку зеленого чая.

Лейла шмыгнула носом и взяла свой чайный гриб.

— Кто это?

— Особые гости, — ответил я.

Она сказала без особого энтузиазма:

— Все гости — особые.

Вошли пассажиры Леона: двое копов из первой серии. В униформе. Один из них, как мне был известно, на самом деле закончил свое дежурство часом ранее, но согласился прийти в униформе, чтобы улучшить эффект от бомбы. Я не был идиотом. Я понимал, что никто не узнал бы их без униформы.