Грешница - [35]

— Ну, ешкин кот! Этого еще не хватало! — проворчал Семен, соскочил с двуколки и, взяв под уздцы лошадь, увел ее с дороги.

Я привстала на сиденье и всматривалась в темноту. Судя по стуку копыт, там скакало много лошадей.

— Видать, едет большая карета, — сказал, останавливаясь в кустарнике, подмастерье. — Не иначе шестериком.

В подтверждении его слов, мимо нас с грохотом промчалась карета. Она ехала так быстро, что разглядеть ее мы не смогли. Не успел затихнуть грохот тяжелых колес, как из темноты показался новый экипаж. Семен тихо выругался.

— Ты оставайся здесь, — ответила я на его мысли, — а я пойду туда, может быть, что-нибудь удастся узнать.

— Куда тебе одной, — сердито сказал он, — пойдем лучше вместе. Вот, ешкин кот, дела! Сколько же там нечисти собралось!

— А как же лошадь? — спросила я о нашей кобылке.

— Здесь постоит, чего ей сделается. Не могу я тебя одну отпустить. Не гоже, чтобы девка одна по ночам гуляла. Вдруг, что с тобой случится, Дуня мне ни за что не простит.

Семен разнуздал лошадь, недоуздком привязал ее к ракитовому кусту и мы пошли вдоль дороги к невидимому дому. Обоим было так страшно, что разговор не клеился. Я старалась думать о приятном, но получалось у меня это плохо. Сразу начали вспоминаться рассказы о привидениях, ведьмах, упырях и прочей нечисти; страшные истории, как нечистые губят людей, о чем часто говорили у нас на вечерках.

— Слышишь, опять едут! — сказал Семен и взял меня за руку.

Мы подождали пока мимо нас так же быстро, как и раньше, пронеслась еще одна тяжелая карета.

— Что у них там, шабаш что ли! — сказал Семен, когда мы пошли дальше.

— Погоди! — попросила я и замерла на месте.

— Чего еще? — испугано спросил он. — Опять едут?

— Нет, мне нужно послушать, — ответила я.

— Чего слушать?

— Тихо! Ты мне мешаешь!

Он замер на месте, с тревогой, оглядываясь по сторонам, а я, наконец, уловила Алешу. Он был жив, и от кого-то убегал. Понять, что с ним происходит, я не смогла, но то, что он там, в доме, теперь была уверена.

— Я ничего не слышу, — тронул меня за плечо Семен.

— Пошли ближе к дому, Алексей Григорьевич там, — сказала я и побежала не разбирая дороги.

Семен пыхтел сзади, про себя проклиная бабью дурость. В этот момент из-за леса выглянула луна, и сразу стало светло. Впереди, уже совсем близко, за очень высоким забором виднелась странная, еще никогда не виданная мной островерхая изба. Мы остановились, и я прижала палец к губам.

Теперь мысли Алеши я слышала почти так же как хорошо и отчетливо, как и раньше. Он думал обо мне. Не стану их повторять, но то, что я услышала, наполнили глаза слезами.

— Ты чего это ревешь? — спросил меня Семен.

Он уже отдышался и стоял, прислонясь плечом к высокому частоколу.

— Это я так, — ответила я, вытирая концами платка слезы. — Главное, что он жив!

— Откуда ты можешь знать? — не поверил он.

— Чувствую. Теперь ты постой здесь, а я пойду в эту хоромину.

Парень с сомнением на меня посмотрел, покосился на высоченный частокол и решился:

— Ладно, ешкин кот, чего уж тут. Раз пришли вместе, вместе и будем держаться. Я и сам не очень в чертей верю. Знаешь, как говорят, не так страшен черт, как его малюют.

— Спасибо тебе, Семен, — поблагодарила я. — Я бы без тебя совсем пропала!

Подмастерье смущенно хмыкнул и, не дожидаясь меня, направился в сторону ворот. Я, путаясь в длинной юбке, во влажной от росы сорной траве, заспешила следом. Скоро мы подошли к воротам и с удивлением остановились. Обе створки оказались приоткрыты, и даже в нечетком лунном свете было видно, какие они старые и ветхие. Двор перед теремом был пуст и зарос высокой травой. Если бы нам не встретились кареты, можно было подумать, что тут много лет не ступала нога человека.

— Никого, — сказал Семен, не спеша идти к дому. — Ты точно знаешь, что Алексей Григорьевич здесь?

— Точно, я его чувствую, — сказала я, хотя на самом деле, как только мы оказались за оградой, перестала слышать Алешу.

— Так ведь здесь вообще никого нет! Смотри, во дворе даже трава не примята!

— А кареты? Они что по воздуху летели?

— Говорил я тебе, что здесь нечисто! Может быть, нам так нечисть глаза отводит! Поехали домой, нет здесь твоего Алексея.

— Здесь он, я твердо знаю! Оставайся здесь, а я посмотрю в доме, — решила я и пошла к высокому крыльцу. Семен, недовольно ворча, пошел следом.

Дом был высокий в два этажа с островерхими башенками и узким гульбищем, в виде трапа без перил, вдоль верхних окон. Путаясь в высоком, колючем бурьяне, мы подошли к крыльцу. Трава подступала к самим ступеням и тоже не была примята.

Все здесь было очень старое и ветхое. Ступени деревянного крыльца кое-где так прогнили, что развалились, но подняться еще было можно. Я, крепко держась за перила, и ступая так чтобы не провалиться, поднялась к площадке перед входной дверью. Дверь была низкой, старинной и закрыта на ржавый засов, на котором висел пудовый замок. Я дернула ручку, чека с проушиной легко вывалилась из гнилого дерева и, пронзительно заскрипев петлями, дверь отворилась.

— Подожди меня, пойдем вместе, — сказал Семен и осторожно поднялся ко мне.

Мы заглянули в темные сени. Там пахло пылью и старым деревом. Я сосредоточилась, пытаясь хоть что-то услышать, но никого поблизости не обнаружила. Кругом все было ветхо, старо и обыденно. Обычный брошенный дом безо всякой тайны. Страх у меня совсем прошел. На плохое место эта гниющая старая барская изба никак не походила.