Грешница - [15]

Скоро я совсем изнемогла под его ласками и уже ничего не могла с собой поделать. Теперь он мог совершить со мной всё, что хочет, и я не только не сказала бы ему «нет», я сама больше него хотела этого. Все это была словно какая-то сладкая пытка, которой нет конца.

Уж чувствуя, что сейчас сама начну молить его лечь на меня, я не знаю почему, прошептала:

— Барин, ты же сам обещал меня пожалеть…

Он замер, отпустил меня, откинулся на другую сторону постели и как-то разом сник. Было, похоже, будто из него как из проколотого бычьего пузыря вышел весь воздух. Сначала я даже обрадовалась его послушанию, но потом испугалась, что теперь все кончится. И опять, помимо своей воли, сказала:

— Если ты обижаешься, я согласна…

Он ничего мне не ответил и начал гладить мои ноги. От ходьбы босиком, ступни были грубые, в цыпках и мне стало неприятно, что он их увидит. Я невольно поджала ноги. Он их не отпустил, держал меня за щиколотки и пополз ко мне по полатям. Я увидела его лицо у себя между колен и попыталась их сжать.

Тело мое будто обожгло его горячее дыхание. Я, со стоном, откинулась на постель, а он начал медленно разводить мои ноги. Я уже ничего не понимала, мне не было стыдно, хотелось только одного, чтобы скорее все кончилось. А он меня все ласкал, медленно подбираясь к самому стыдному месту.

Я почувствовала, что у меня закружилась голова, и все помутилось в глазах. Не знаю, что он еще со мною делал. Очнулась я только тогда, когда он поднял мне голову и напоил квасом.

За окном уже светало. Сил у меня не осталось даже прикрыться. Мы так и лежали рядом, лицом к лицу и смотрели друг другу в глаза. Потом он взял какую-то желтую трубочку, выдавил из нее белую сметану и намазал меня и себя.

— Это чтобы нас с тобой не кусали комары, — объяснил он, потом обнял меня, поцеловал, и как лежал на боку, закрыл глаза и заснул.

Я долго смотрела в его лицо. Алексей Григорьевич во сне хмурил брови, а губы у него были детские, обиженные. Он казался таким хорошим и добрым. Однако я все равно проверила пальцем, не сделал ли он чего со мной, пока я была без памяти. Потом наклонилась к нему и, благодарно, поцеловала в щеку. Он улыбнулся и, не просыпаясь, ответно чмокнул меня в нос.

За окном птицы подняли утренний гомон. Спать я совсем расхотела, тихо встала и настежь открыла окно. Утро было холодное, туманное. Воздух приятно холодил разгоряченную кожу. Я чувствовала, что у меня сильно распухли губы, а соски на грудях стали большими и твердыми как вишни. Алексей Григорьевич почувствовал сквозняк, завозился на полатях и натянул на себя одеяло. Тогда я надела рубаху и тихо, на цыпочках, вышла из его комнаты.

В доме еще все спали. Я пошла в девичью и легла на пол рядом с малолетней Дуняшей. Никто не проснулся. Только теперь я немного успокоилась, закрыла глаза и, наконец, заснула. Однако поспать мне не удалось. Как только дворовые начали просыпаться, в девичью пришла ключница Пелагея Ниловна, растолкала меня и приказала выносить из ледника натаявшую воду.

Эта женщина невзлюбила меня, как только я появилась в господском доме. Ничего плохого я ей не сделала, но она все время меня ругала и назначала меня на самые тяжелые работы. Я уже второй день мерзла в подвале. Перечить я не посмела и отправилась в ледник. Там опять натаяло много воды, и приходилось босиком ходить в ней по щиколотку. Я работала одна и до обеда выносила наверх ледяную воду тяжелым деревянным ведром. Скоро я вся продрогла, а к концу работы меня начал бить кашель. За обедом, когда надо мной подсмеивались и выпытывали, что мы с гостем делали ночью, у меня так болело горло, что я уже почти не могла говорить.

Алексей Григорьевич все утро был занят с барином и за мной не посылал. После обеда я ушла в людскую избу и сразу свалилась на лавку. Здесь меня нашел слуга Тишка и велел срочно идти к гостю. Я встала и с трудом дошла до господского дома. В глазах было темно, и меня морозило.

— Чего это Алевтинка с тобой? На тебе лица нет! — встретив меня, спросила Аксинья.

Я хотело ответить, что простыла в леднике, но вместо этого только махнула рукой.

— Ишь, как он тебя ночью заездил, — засмеялась она мне вслед, — даже голос потеряла.

Я с трудом поднялась по лестнице и добрела до гостевой комнаты. Алексей Григорьевич вскочил мне навстречу:

— Что случилось? — испугано спросил он.

— Простыла видать, — ответила я и закашлялась. — Голова немного болит.

Я не хотела, чтобы он видел, какая я некрасивая и больная, но ноги у меня ослабели и начали подгибаться. Он бросился ко мне, схватил на руки и отнес на постель. Только обняв его за шею, я почувствовала себя немного лучше и тут же начала засыпать. Он зачем-то снял с меня рубашку и начал прижиматься ухом сначала к моим грудям, а потом зачем-то к спине. Мне теперь было все равно, и я ему не противилась. Словно в тумане помню, он осторожно ворочает меня с бока на бок, устраивая в постели. Потом я заснула, словно куда-то провалилась и больше ничего не знаю.

Глава 5

Проснулась я от сильного озноба. Я лежала укрытая до подбородка пуховым одеялом, но мне все равно было очень холодно. В глазах плавала темная пелена, не хватало воздуха, и я почему-то поняла, что умираю. Видать Господь решил наказать меня за мои грехи. В церкви последний раз я была только на прошлую пасху, с тех пор ни разу не каялась и не причащалась, а вчера совершила самый страшный смертный грех прелюбодеяния.