Гренадилловая шкатулка - [34]

— Мудрое решение, — согласился Фоули. Он поднял голову и в задумчивости устремил взгляд на мерзлую пустошь за окном. — А вы не допускаете, что эти две смерти могут быть абсолютно не связаны одна с другой? Или что здесь замешано третье лицо? Если помните, Уэстли, следы за окном были другие. Кто-то мог видеть, как Партридж застрелил Монтфорта. Этот кто-то пошел за ним, напал на него и убил.

— Но где мотив, Фоули? — возразил Уэстли. — Разве тем самым человек, отомстивший за Монтфорта, не выдал бы себя? Практика показывает: внезапная гибель людей в одно и то же время почти никогда не бывает случайным стечением обстоятельств. Уверен, коварство судьбы или Бог здесь ни при чем; это — злой умысел человека. И мне кажется, что Партридж далеко не такой невинный агнец, каким описывает его Хопсон, и является во всей этой печальной истории центральной фигурой. Что касается участия третьего лица, я в том глубоко сомневаюсь. Ведь в момент гибели Монтфорта все домочадцы либо сидели в столовой, либо были заняты на кухне.

Я уже не мог сдерживать ярость. Как смеет он чернить моего друга, которого я знал как исключительно порядочного человека? Мне неизвестно, зачем Партридж приехал сюда и почему он не посвятил меня в свои планы, но я хорошо его изучил и готов поклясться, что он никогда не лишил бы жизни человека. В память о нашей дружбе я обязан заступиться за своего беззащитного убиенного товарища.

— Сэр, не сочтите меня дерзким, но я умоляю вас пересмотреть свое суждение, ибо я убежден, что оно ошибочно. Вы вольны как угодно истолковывать факты, дабы подтвердить свою версию, но это не пошатнет моей уверенности и, более того, не заставит меня изменить свое мнение о друге, чей характер я хорошо знаю. Партридж не был злодеем. Он никогда не стал бы пробираться сюда тайком, чтобы совершить кражу, и уж тем более не стал бы нападать на лорда Монтфорта. Господи, да он и револьвера-то в руках никогда не держал. И, разумеется, никогда не стрелял.

— Он нуждался в деньгах, Хопсон. Он был в состоянии нервного возбуждения. Вы же слышали, что сказала мисс Аллен.

К тому же, вы сами говорите, что он не мог похвастать достойным происхождением. Такие люди зачастую, насколько мне известно, изменяют своим принципам. Или, вернее, — ведь мы ничего не знаем о его корнях, — возвращаются к своей истинной природе. Из порядочных людей превращаются в негодяев.

Я яростно тряхнул головой.

— И все же, сэр, я по-прежнему убежден, что вы ошибаетесь. Партридж ни в чем не повинен. Засим, с вашего позволения, я должен вернуться в Лондон.

Я заверил Уэстли, что он может связаться со мной в любое время и что по первому его требованию я немедленно приеду в Кембридж. Заручившись моим обещанием, он не видел причины препятствовать моему отъезду. Я направился в коридор для слуг. Если мне прежде не терпелось удалиться из этого злосчастного дома, то теперь я готов был бежать без оглядки. Мне хотелось побыть одному, чтобы поразмыслить над смертью моего дорогого друга и найти собственное объяснение его гибели, ибо, признаюсь, случившееся оставалось для меня такой же загадкой, как для Фоули и Уэстли.

Я остановился в коридоре и, зажмурившись, прижался лбом к стене, уступая страху, смятению и нервному возбуждению, сжигавшим мое сердце. У меня было такое ощущение, будто я кубарем качусь по темному тоннелю, где за каждым обнаруженным мною кошмаром таится еще более омерзительный ужас. Если уж я испытал шок, натолкнувшись на труп Монтфорта, представьте, каково было мое состояние, когда я нашел мертвого Партриджа. А затем новый удар — когда я увидел его изуродованную руку. Неужели мои испытания еще не окончены? Неужели теперь мне предстоит выяснить, что мой лучший друг был убийцей? Нет! Я знал, что обязан опровергнуть это дикое предположение. Я вообще не должен допускать мысли о виновности Партриджа. И все же — как справиться со шквалом вопросов, которые поставила его смерть? Как все это осмыслить?

Но мое уединение вскоре было нарушено. Не простоял я в коридоре и двух минут, как меня окликнул Фоули.

— Хопсон, полагаю, вы едете в Кембридж? Позвольте предложить вам место в моем экипаже. Я вызвался немедленно привезти врача, чтобы он обследовал тело Партриджа.

До этой минуты Фоули держался отчужденно, и я догадался, что он неспроста снизошел до меня: вероятно, я зачем-то стал ему нужен. Но я не знал, как еще можно добраться до Кембриджа, чтобы успеть на дорожную карету, отходившую в полдень, а мне не терпелось уехать. Поэтому я с благодарностью принял предложение Фоули, невзирая на его скрытые мотивы.

Все выяснилось очень скоро. Экипаж, запряженный четверкой коней, миновал сторожевых псов у ворот, кучер подхлестнул лошадей, и Фоули обратился ко мне.

— Хопсон, — произнес он, — я буду говорить с вами прямо и прошу вас отвечать мне так же. Без церемоний. Я хочу, чтобы вы были со мной откровенны.

— Как вам угодно, милорд.

— Вероятно, Хопсон, вы спрашиваете себя, что мне от вас нужно.

Ободренный его непринужденным тоном, я отвечал не таясь:

— Должен признаться, милорд, я настолько ошеломлен горем и ужасами, которые мне пришлось увидеть, что не особо о том задумывался.