Гренадер Леонтий Коренной - [11]

— Будь спокоен, тебя отпустят.

В этот момент громкий пушечный выстрел прокатился над равниной, гулко задрожал в чистом, прозрачном воздухе и растаял в отдалении. Все обернулись на этот звук. Наполеон, помрачнев, быстро отошел к столу. В свите заговорили, задвигались. Коренного отвели в сторону.

А вслед за первым орудийным ударом раздался второй, третий, четвертый, еще и еще, и все они слились в один сплошной громыхающий рев. Настал третий, решающий день Лейпцигского сражения — великой битвы народов.

* * *

Седьмого октября разыгрался заключительный акт гигантского сражения. Союзные войска после непродолжительной бомбардировки взяли Лейпциг штурмом. Главные силы Наполеона поспешно уходили на запад, за реку Эльстер, а в самом городе постепенно затухали последние вспышки сопротивления французов.

Колонны и отдельные отряды победителей вступали в Лейпциг с разных сторон. Они миновали предместья, полосу аллей и незастроенных лугов, втягивались в ворота старинной крепостной стены, окруженной высохшим рвом, растекались по улицам и площадям внутреннего города.

Около часу дня со стороны Гримской заставы показалась большая кавалькада. Впереди на белой выхоленной лошади восседал Александр, облаченный в строгий конногвардейский мундир черного цвета. Треуголка, одетая с поля, открывала его красивое лицо с длинными бачками, на котором блуждала привычная наигранная улыбка. Немного отступя, следовали главнокомандующий союзными войсками, чины свиты и приближенные генералы. А за ними шла русская гвардия.

Не успел еще остыть жар недавнего сражения, штыки солдат, казалось, еще дымились кровью, а гвардия уже приобрела ту стройность и порядок, тот почти щегольской вид, который так изумлял города и столицы Европы. Под гвардейский «поход» барабанов, с хорами музыки проходили кавалерия, пехота, артиллерия. Гарцовали, горяча коней, лейб-казаки в ярко-красных камзолах и лихо загнутых мохнатых шапках с белыми султанами; величественно покачивались на громадных скакунах кавалергарды и кирасиры в белоснежных колетах и касках с гребнями из конского хвоста; маршировали гвардейские егеря в зеленых мундирах, гвардейские гренадеры с медными изображениями своего былого оружия — ручной гранаты; проезжали гвардейские артиллеристы — все с отличительными бархатными воротниками и петлицами; проходил и лейб-гвардии Финляндский полк, значительно поредевший в своем составе, но все такой же подтянутый и молодцеватый.

Во главе полка шел уже не генерал Крыжановский — он был тяжело ранен при атаке Госсы, — а полковник, командир первого батальона. Впереди третьего батальона попрежнему шагал Алексей Карпович Верже, с подвязанной рукой, бодрый и оживленный. Но позади него уже не виднелась на правом фланге гренадерской роты высокая фигура Коренного, и не было рядом молодого Петрухи, да и сама гренадерская рота была слита с другими, так как из нее почти никого не осталось.

Жители Лейпцига, испытавшие все тяготы наполеоновской власти и наконец освобожденные от нее, шумными радостными толпами теснились по бокам улиц высовывались из окон, собирались нарядными группами на балконах, взбирались даже на крыши, чтобы получше разглядеть проходившие войска.

Появление русской гвардии вызвало бурю восторгов и ликования. Всем было уже известно, что русская армия явилась главной действующей силой на поле битвы. Русские первыми открыли сражение; русские приняли на себя основной удар Наполеона и овладели ключом всей позиции — селением Госса; русские блистательно дрались в последний день битвы на самых ответственных участках; они первыми штурмовали и ворвались в Лейпциг. И русским кричали «ура», «виват», им махали платками и шляпами; женщины кидали гвардейцам цветы и расточали улыбки.

На улицах, в канавах лежали еще не убранные трупы и слышались стоны раненых; многие дома, пострадавшие при бомбардировке, еще горели и дымились — с проломанными стенами, обрушенной кровлей. То и дело попадались одинокие лошади, без всадников. Всюду валялось брошенное французами оружие, патронные сумки, оставленные пушки, зарядные ящики, нагруженные повозки. И мимо этих следов смерти и распада огромной армии, через весь город дефилировали союзные войска, стремясь общим потоком к западным окраинам, откуда доносилась еще сильная стрельба. Там с отчаянием отбивался французский арьергард, прижатый к реке Эльстер, на которой был взорван последний мост.

До позднего вечера проходили войска и размещались в самом городе. Наконец все устроилось, людская сутолока улеглась, догорели бивачные костры на площадях, в садах и парках, офицеры разошлись по домам. Пала ночь, и вместе с ней на Лейпциг, на его предместья, на обширную равнину навалилась глухая, беспробудная тишина. Утомленные трехдневным чрезмерным напряжением сил, беспрестанным грохотом битвы, видом близкой смерти, крови и страданий, люди погрузились в сон, тяжелый и очищающий. Только караулы у застав бодрствовали в темноте и, как ночные петухи, перекликались время от времени протяжными голосами.

Караул у западных главных ворот несла рота финляндцев. Тут же рядом, в домике местного книготорговца, расположился подполковник Верже с двумя офицерами. Алексей Карпович не спал, а сидел за большим столом резного дерева и при свете зажженных толстых свечей в медном трехпалом канделябре составлял рапорт об участии финляндцев в сражении и о деле при Госсе. Полк понес большие потери: половину офицеров и более четверти солдат. Многие были ранены по нескольку раз. Во время последней атаки на Госсу удалось захватить неприятельское знамя — французский гидон. Алексей Карпович перечислил имена отличившихся офицеров и нижних чинов. Он счел необходимым отметить, что новое пополнение из резервного батальона показало себя в первом боевом испытании о наилучшей, стороны. Особо остановился Алексей Карпович на подвиге Леонтия Коренного…