Гремучий ручей - [87]

– Я думаю, поваров можно привезти из города. И поваров, и продукты, – сказала Ольга, стараясь не смотреть на эти… когти. – А я сегодня лично осмотрю дом, проверю постельное белье, скатерти и столовые приборы.

– Хорошо. – Кажется, старуха ее не слышала, думала о чем-то своем. Какое-то время они молча пили кофе, а потом вдруг фрау Ирма спросила – Вы не видели Гармонию?

– Простите? – Ольга непонимающе приподняла бровь, а Фобос насторожил уши.

– Гармонию, – повторила фрау Ирма. – Обычно они все приходят ко мне поздороваться, все трое. Фобос со мной, он мой любимчик. – Она погладила встрепенувшегося пса по голове. – Деймос забежал, но тут же умчался прочь. Мне показалось, что он ранен… – В ее голосе послышалась тень тревоги. – А Гармония не пришла.

– Возможно, она с господином Отто. – Ольга допила свой кофе, прислушиваясь, как растекается по онемевшему телу блаженное тепло.

– Отто заперся у себя и не открывает дверь.

– Отдыхает.

– У вас на все вопросы есть ответы, фрау Хельга? – спросила старуха резко.

– Простите, – Ольга опустила взгляд. – Я просто пыталась вас успокоить.

– Не нужно. Я не нуждаюсь в успокоении. От вас требуется расторопность и организованность в этот сложный период. Со всем остальным я как-нибудь разберусь. – Голос фрау Ирмы возвысился едва ли не до крика, но почти тут же упал до шепота. – Вы меня тоже простите, фрау Хельга, – сказала она примирительно. – Я очень не люблю, когда непредвиденные обстоятельства нарушают привычное течение вещей. А визит бургомистра, как вы понимаете, не способствуют воцарению порядка.

Ольга молча кивнула.

– Отто возложил все заботы об усадьбе на мои плечи. Война и политика – вот единственное, что его по-настоящему волнует, но основная нагрузка…

– Я понимаю. – Ольга снова кивнула. – Женщины рождены быть более сильными, чем мужчины. Что бы те ни думали на этот счет.

– Так и есть. – Старуха глянула на нее с благодарностью и вдруг спросила: – Что там слышно об этом звере? Обычно, все новости мне рассказывает Отто. Но сегодня он чем-то страшно занят, а в свете скорого визита господина бургомистра мне бы не хотелось, чтобы какое-то… животное омрачило эту встречу.

– Мне кажется, эта ночь прошла тихо, – сказала Ольга, стараясь не вспоминать, как именно прошла эта страшная ночь.

– Отто каждый вечер выходит на охоту. Охота – еще одна его страсть. Наши псы, – старуха снова погладила Фобоса, – натасканы на крупную дичь.

– Все будет хорошо, – сказала Ольга успокаивающе.

– Вы так думаете? – Старуха посмотрела на нее с плохо скрываемой иронией. – С каких пор вы стали оптимисткой, фрау Хельга?

– С тех пор, когда вы дали мне и моей внучке второй шанс, фрау Ирма.

– Вот как… Ну что ж, надеюсь, вы оправдаете оказанное вам доверие. – Старуха встала из-за стола с такой стремительностью, что стул опрокинулся и отлетел далеко от стола. Сила для этого нужна была немалая, отнюдь не та сила, что, казалось, была в этом тщедушном теле. – Какая я неловкая, – сказала фрау Ирма рассеянно и вышла из кухни.

Фобос бросил на Ольгу внимательным взгляд и потрусил следом.

Ольга вышла во двор, замерла на крыльце, вглядываясь в наползающий со стороны парка туман. В этом тумане все теряло очертания: и живое, и неживое. В этом тумане оставалось место одним лишь звукам, приглушенным крикам и собачьему лаю. Она вздрогнула, помешкав мгновение, решительным шагом направилась в ту сторону, откуда доносились звуки – к выезду из усадьбы. Там у раскрытых ворот стояло четверо солдат, двое из них удерживали за ошейники овчарок. Псы вели себя беспокойно, скулили и рвались к лежащему у ворот телу. Сначала из-за тумана Ольге показалось, что это ворох тряпья, но стоило лишь приглядеться, чтобы понять – на земле лежит человек. Кто, не разглядеть, но дышать уже стало тяжело. Она взяла на себя грех. Или ответственность. Или как назвать то страшное милосердие, которое она совершила? А если не получилось, если она опоздала и это… этот человек – Григорий?..

Ольга стояла у распахнутых ворот, не решаясь переступить невидимую черту, приблизиться и посмотреть. А псы рвались с поводков, то рычали, то скулили. И солдаты стояли в растерянности.

– Кто это? – спросила Ольга у ближайшего к ней часового, молодого белобрысого парнишки с посиневшим от холода кончиком носа. – Что случилось?

Он глянул на нее непонимающим взглядом, а потом неуверенно улыбнулся, наверное, помнил, как фон Клейст брал ее с собой на прогулку, или слышал об особом расположении к ней старухи.

– Там… какая-то дьявольщина, – сказал, клацая зубами.

– Дьявольщина? – Ольга сделала шаг вперед, заглянула часовому в глаза, велела: – Рассказывай!

– Местный. Это местный… – Солдатик часто моргал, шмыгал носом и старался не смотреть в сторону тела. Она тоже старалась не смотреть, хотя следовало бы. Нужно себя заставить, вот точно так же, как она заставила говорить этого немецкого мальчишку. – Он вышел из леса. Мы предупредили, что будем стрелять. А он все шел и шел. Я выстрелил. У нас такой приказ, понимаете? – Теперь уже солдатик заглядывал ей в глаза, словно искал оправдание своему поступку.

– Понимаю. – Кончики пальцев онемели, а рана под ключицей задергалась.