— Ты это ищешь, любитель ночных купаний?
— Черт возьми…
— Господа, — произнес один из полицейских, — смею вам напомнить, что уже третий час ночи.
— Потерпите еще немного, капитан, — сказал Кавински. — Нам осталось выяснить кое-какие детали.
— Да-да… — смущенно проговорил Гарковен, пряча карточку в нагрудный карман. — Мне не понятно только одно: мотивы. Чего вы добивались, мадемуазель? Устраняли конкурентов? Но ведь это полная чушь! Ваша дурацкая… х-м-м… диверсия привела бы лишь к снятию команды с соревнований! Вам-то от этого какая польза?
Янка впервые подняла глаза.
— Мне? — проговорила она медленно. — Никакой. Я знаю свой уровень.
— Так, так, — кивнул Кавински.
Гарковен недоуменно посмотрел на него.
— Но тогда зачем? Зачем?
— Зачем? — голос Яны дрогнул. — И в самом деле — зачем?
Она замолчала. Все молча ждали продолжения.
— Я ведь дольше всех в команде… — проговорила наконец Янка. — С семьдесят второго — так, Виктор Петрович?
Петрович поднял на нее мутные глаза. И снова уставился в пол.
— Упустил я тебя, — проговорил он тихо.
— Дрянь, — сказала Ева. — Какая же ты дрянь. Он столько сил на тебя угробил…
— А толку? — в голосе Янки прорезались истеричные нотки. — Ева, скажи, я когда-нибудь халявила? Пять лет! Пять лет только для того, чтобы понять вот она, твоя планка! И выше уже не прыгнуть, хоть разорвись! Чтобы понять, что твой номер — не второй и даже не третий… Ничтожество. Вечный запасной…
Кавински снова кивнул, и на этот раз его поддержал наш психолог Слава.
— А они приходят! — надрывно продолжала Яна. — Золотые мальчики и девочки! Талант на таланте!!! Сплошные Моцарты кругом! Ты вкалываешь, как рабыня, и они обходят тебя за каких-то полгода! Я ведь так радовалась за Ленку, когда ей дали кандидата в мастера! И знаете, что она сказала? «Какая я крутая, Янка!» А ведь я страховала ее в первых полетах! Сопли утирала! Виктор Петрович, скажите — не так?
Петрович не ответил.
— А Юрка? Ас воздушного боя! Тактик! А позавчера на море как пузыри пускал!
— Верю, — буркнул я. — Доказала.
— Чушь какая-то, — проговорил Гарковен.
— А знаешь, Генрих, — Кавински почти весело подмигнул ему, — может, все-таки стоило перепилить тебе рулевую тягу, когда ты уделал меня на Кубке в пятьдесят шестом?
Глаза Гарковена полезли на лоб.
— А ты что… собирался?
Кавински ухмыльнулся.
— Знаешь, была мыслишка.
— Господи, — Гарковен вытащил сигару. — Пресвятая Дева, куда я попал?
— Думаю, понадобится психиатрическое освидетельствование, — шепнул один полицейский другому.
29–31 мая 2001
