Грек Зорба - [42]

Мне казалось (и это придавало мне смелости), что ведя борьбу с соблазном, я тоже своеобразно подчиняюсь великому земному ритму. «Именно это пышное тело, - думал я, - было выбрано коварным случаем, чтобы постепенно лишить меня свободы, к которой я так стремился в последнее время». Вот так мучительно я силился превратить своё неистовое желание тела вдовы в страницы рукописи «Будда».

10

- О чем ты думаешь? Ты будто не в своей тарелке, хозяин, - как-то вечером накануне Нового года сказал мне Зорба, подозревая о демоне, с которым мне приходилось бороться.

Я сделал вид, что не расслышал. Но старый грек не оставлял поле битвы так легко.

- Ты молод, хозяин, - сказал он.

Вдруг тон его переменился, стал горьким и раздражённым:

- Ты молод, здоров, хорошо, с аппетитом ешь и пьёшь, дышишь морским воздухом, который подкрепляет, накапливаешь силы, но что ты с ними делаешь? Спишь в одиночестве. И это печально! Послушай-ка, отправляйся туда сегодня же вечером, не теряй времени, всё просто в этом мире, хозяин. Сколько раз тебе повторять! Не усложняй ты всё на свете! Передо мной была раскрытая рукопись «Будды», которую я листал. Слова Зорбы открывали верный путь, дух Мары, коварный посредник, также призывал к этому.

Решив противостоять, я молча слушал, медленно перелистывая рукопись и насвистывая, стараясь скрыть своё волнение. Но Зорба, видя, что я продолжаю отмалчиваться, взорвался:

- Сегодня вечером, в эту новогоднюю ночь, старина, поторопись же, сходи к ней до того, как она уйдёт в церковь. В этот вечер родился Христос, хозяин, сотвори же чудо и ты, ты тоже!

Я с раздражением встал.

- Хватит, Зорба. Каждый идёт своим путём. Человек, знай это, похож на дерево. Ссорился ли ты когда-нибудь с инжирным деревом из-за того, что оно не родит вишен? Ну, так замолчи же! Уже скоро полночь, пойдём-ка мы тоже в церковь посмотреть на Рождество Христово.

Зорба глубоко надвинул свою большую зимнюю шапку.

- Хорошо, - сказал он огорчённо, - идём! Но я очень хочу тебе сказать, что Господь Бог был бы гораздо больше доволен, если бы ты, как архангел Гавриил, сходил сегодня вечером к вдове. Если бы Господь Бог следовал тем же путём, что и ты, хозяин, он бы никогда не навестил деву Марию, и Христос никогда бы не родился. Если бы ты меня спросил, по какому пути идёт Господь Бог, я бы тебе ответил: по тому, который ведёт к деве Марии, а Мария нынче - это вдова.

Зорба замолчал, напрасно ожидая ответа, затем с силой толкнул дверь, и мы вышли; кончиком своей палки он нетерпеливо бил по гравию.

- Да-да, - упрямо повторил он, - дева Мария - это вдова!

- Идём же, - сказал я, - и не кричи!

Мы шли в зимней ночи хорошим шагом, небо было необычайно чистое, звёзды, большие и низкие, сверкали, наподобие огненных шаров, подвешенных в воздухе. Мы шли берегом, и казалось, что ночь ревела, словно большой чёрный зверь, вытянувшийся вдоль бушующего моря.

«Начиная с этого вечера, - говорил я себе, - свет, который зима загнала в тупик, начинает понемногу брать верх. Он как бы родился в эту ночь вместе со святым младенцем».

Все жители деревни столпились в тёплом, наполненном благовонием, церковном улье. Впереди были мужчины, сзади, со скрещенными на груди руками, женщины. Отец Стефан, высокий, ожесточённый постом, длившимся сорок дней, в тяжёлом золочёном облачении мелькал то здесь, то там, помахивая кадилом; он пел во весь голос, торопясь увидеть рождение Христа и поскорее уйти к себе, чтобы наброситься на жирный суп, колбасу и копчёное мясо.

Если сказать: «Сегодня день начинает прибывать», - эта фраза не взволнует сердце человека, не потрясет наше воображение, а лишь обозначит обычный физический феномен. Но свет, о котором я говорю, родился посреди зимы, стал младенцем, младенец - Богом, и вот уже двадцать веков наша душа хранит его у своей груди и вскармливает молоком.

Почти сразу после полуночи мистическая церемония подошла к концу. Христос родился. Жители деревни, изголодавшиеся и радостные, заторопились к себе, чтобы приступить к пиру и почувствовать всеми глубинами своего чрева тайну воплощения. Живот служит прочной основой: хлеб, вино и мясо — прежде всего. Только с их помощью можно создать Бога.

Огромные, наподобие ангелов, звёзды сверкали над белоснежным куполом церкви. Млечный путь, словно большая река, протекал из одного конца неба в другой. Над нами поблёскивала зелёная, как изумруд, звезда. Охваченный волнением, я глубоко вздохнул. Зорба повернулся ко мне:

- Хозяин, ты веришь, что Бог стал человеком, и что он родился в стойле? Ты веришь этому или же тебе на всё наплевать?

- Мне трудно тебе ответить, Зорба, - сказал я, - я не могу утверждать, что я в это верю, и, тем более - что не верю. А ты?

- И я тоже, честное слово, не знаю, как теперь быть. Когда я был совсем маленьким, то не верил в бабушкины сказки про фей и, однако, дрожал от волнения, смеялся и плакал точно так же, как если бы я в них верил. Когда же у меня начала расти борода, я забросил все эти истории и даже смеялся над ними. И вот теперь, когда пришла ко мне старость, я, хозяин, расслабился, и снова в них верю… Какой забавный механизм - человек! Мы направились по дороге к дому мадам Гортензии и ускорили шаг, словно изголодавшиеся лошади, почуяв конюшню.