Греховные радости - [31]

Когда Энджи было пять лет, Стелла вышла замуж за Эрика Добсона, владельца большого магазина тканей. По понятиям Стеллы, он был очень богатым человеком. Все трое — мать, Энджи и Джонни — переехали в его дом в Ромфорде. Брак лопнул, когда однажды ночью Энджи проснулась с громким криком оттого, что Эрик сидел на ее кровати и пижамные брюки у него были спущены; Джонни рассказывал потом, что с ним проделывались куда более серьезные вещи. Они вернулись в Бермондси, где Джонни начал потихоньку делать себе карьеру: он воровал разные мелочи в магазине «Вулворт», а потом перепродавал их на рынке. Иногда он позволял Энджи помогать ему красть; каждое такое соизволение она воспринимала как большую честь для себя.

Когда Энджи исполнилось семь лет, Стелла где-то увидела объявление, что фирме требуются дети-модели. Она одела Энджи в праздничное платье, аккуратно уложила колечками ее непокорные золотистые кудряшки и отвела дочь в агентство «Очаровательные малышки». Энджи приняли, и она провела целых три счастливейших года, позируя перед объективами в разнообразнейших пышных джемперах, с бесчисленными котятами на руках и демонстрируя детскую одежду на показах мод. Ее прозвали Ангелочком. Но когда приблизилось ее одиннадцатилетие, работе в агентстве пришел конец: такие большие дети там не требовались. Ей перевалило за одиннадцать, но семье было не по средствам купить нужную школьную форму, и потому ей пришлось пойти в обычную школу. И школа, и необходимость ходить в нее Энджи очень не понравились.

Когда Энджи исполнилось четырнадцать, у нее появился первый мальчик. Ему было двадцать пять лет, звали его Ги, он был владельцем стриптиз-клуба, и он показал Энджи, что такое секс. Секс ей понравился. Даже очень.

По предложению Ги она бросила школу и снова стала фотомоделью. Она была еще слишком юна, чтобы работать на обычных показах мод, и потому начала специализироваться на демонстрации нижнего белья. Разумеется, это нравилось Энджи гораздо меньше, чем работа Ангелочком, но платили ей хорошо. А если клиентам разрешалось заходить в примерочную и наблюдать за подгонкой бюстгальтера и резинок на поясе и на трусиках, то она получала еще и чаевые. Ее ангельское личико и локоны до плеч а-ля Брижит Бардо постоянно мелькали на бесчисленных рекламах и открытках. Примерно в ту пору она и сменила свою фамилию — Викс — на Бербэнк. Последнее попалось ей на глаза в каком-то из тех журналов, что писали о кино: так называлась одна из студий в Голливуде, и это имя сразу же понравилось Энджи. Она всегда терпеть не могла собственную фамилию, эту «Викс».

В пятнадцать лет она забеременела. Ги дал ей несколько десятифунтовых бумажек и отправил в сопровождении одной из своих танцовщиц, как он выразился, привести себя в порядок. Дело в конце концов завершилось тем, что она угодила в больницу и чуть не умерла. Врач сказал Энджи, что, если у нее когда-нибудь снова будет ребенок, она может считать, что ей здорово повезло. Потрясенная тем, что с ней случилось, и ослабевшая от потери крови, она не усмотрела тогда во всем этом особой проблемы.

Вскоре после того, как Энджи вышла из больницы, туда попала Стелла. Она много курила и постоянно кашляла; все считали это обычным кашлем курильщика; но оказалось, что у нее рак легких; шесть недель спустя она умерла.

А потом Энджи познакомилась со Сьюзи. У Сьюзи была квартирка в Кеннингтоне, в том же самом доме, где жил Джонни со своей подружкой Ди. Отец Ди был богат; сам он жил за границей, в основном в Испании, но платил за эту квартиру. Джонни говорил, что он находится в бегах и не может возвратиться в Англию. Энджи часто оставалась у Джонни и Ди, особенно по субботам, когда работала в их киоске. Со Сьюзи она познакомилась на лестнице, как-то в воскресенье после обеда, в сырой дождливый день; они вместе отправились в кино; и это стало для Энджи самым важным событием той недели, а потом превратилось у них в правило. Сьюзи казалась Энджи олицетворением и воплощением жизненного опыта, мудрости и знаний. Она работала в агентстве, предоставляющем секретарш на временную работу и по вызовам; у нее были меховая шубка и отличное, очень чистое произношение. Сьюзи много рассказывала о том, что такое жизнь секретарши, и о том, что личные секретарши зарабатывают много денег, а их работа считается весьма престижной. Для Энджи, которой уже порядком опротивело быть манекенщицей резинок для трусиков и подрабатывать перепродажей краденого, все это звучало как чудесная сказка; так она и сказала.

— Ну так что же, — предложила Сьюзи, — почему бы тебе, Энджи, не попробовать самой? Я могла бы научить тебя стенографии и машинописи. Мозги у тебя хорошие, так что должно получиться.

— Ты шутишь, — не поверила Энджи.

Сьюзи сказала, что нет, она вовсе не шутит. Спустя восемь месяцев после «боевого крещения» в фирме, торговавшей коврами, где в перерывах между ответами на телефонные звонки, печатанием и приставаниями владельца приходилось становиться иногда еще и моделью, Сьюзи заявила Энджи, что та вполне подготовлена для настоящей работы, и отправила ее на встречу с графиней Кейтерхэм.