Грехи наши тяжкие - [4]

— Как хорошо, что вы приехали! — искренне вырвалось у Варгина.

Они обнялись, вышло это как-то нескладно; обниматься, полусогнувшись, было неудобно. Судоверхов был высок ростом, и разогнуться ему не так-то легко, требовалось время. Когда Михаил Порфирьевич вставал, то было такое впечатление, что он раскланивается, — ну как раскланивается двухметровка-сажень, которой бригадир замеряет вспаханную загонку.

Правда, хоть и в объятиях, но Суховерхов все же выпрямился, и тогда стало видно, насколько они были разными. Михаил Порфирьевич высок, сух, на его длинной жилистой шее свободно болтается галстук. Варигн же, наоборот, низок ростом, плотен, шеи у него почти нет, на широких крутых плечах крепко посажена большая голова.

— Здорово, Миша! — Варгин постучал пухлыми ладонями по тщедушным плечам Суховерхова.

— Здоров, здоров, Тиша!

Они потрепали, помутозили друг друга, постучали по плечам ладонями. Случись видеть все это человеку со стороны, который не знает их давнишней дружбы, тот подумаол бы, что в их встрече, в этих шумных объятиях была излишняя экзальтированность пожилых людей. Но они были искренне рады друг другу.

Варгин и Суховерхов дружили много лет кряду. Может, поэтому они не замечали перемен, которые совершили с ними годы. Они по-прежнему называли друг друга по имени — Мишей и Тишей, — тогда как время уже свершило над ними свой суд — они стали дедами.

Суховерхов еще больше усох, морщинистое лицо его задубело, как дубеет на ветру ствол сосны; седые волосы — редки и серебрились. Казалось, они всегда росли так, сами по себе: в меру длинны, в меру коротки, и хозяин не имел к ним никакого отношения. Хороший костюм свободно висел на его худых плечах. Зато Варгин выглядел здоровяком. Во всяком случае, Тихон Иванович казался лет на десять моложе своего гостя, хотя они были одногодками.

— Чего же мы стоим?! — воскликнул Варгин. — Или будете смотреть телевизор?

— Дома нагляделись, — сказала жена Суховерхова.

— Тогда прошу — к столу.

С этими словами Тихон Иванович, не снимая руки с плеча Суховерхова, повел гостей в соседнюю комнату, где обыкновенно накрывался стол.

Михаил Порфирьевич покосился на руку Варгина.

— О, Тихон! Ты уже до меня дорастешь скоро, — пошутил он.

— Как бы не так, — подхватил Тихон Иванович. — Разве я могу с тобой тягаться?! Ты — толстосум. Кабы мне твои возможности, я бы тебя за пояс заткнул. А так — скрипим помаленьку. — Варгин засмеялся, находя свои слова про толстосума не лишенными скрытого смысла.

— Сумой-то мы не мерялись, — понял намек Тихона Ивановича, отозвался Суховерхов. — Я в твой мешок не заглядываю.

— И заглядывать не надо, — стоял на своем Варгин. — Шила в мешке небось не утаишь. Без денег в хозяйстве ничего не сделаешь. Главная беда — обезлюдела наша деревня. Некому работать на земле. А ты такие дома строишь — любой к тебе в хозяйство пойдет. Одной птицефабрики мало, другую начал строить.

— Да что фабрика?! Каких-то тысяча несушек. Вот твой комплекс — иное дело. Вчера ехал мимо — остановился, посмотрел. Красота. Размах.

Варгин не согласился: какой тут размах — одни слезы. Да и Миша небось понимает, но слова сказать не может без подвоха. «Остановился. Смотрел». А разве он, Варгин-то, не смотрит на коровник каждый божий день? Смотрит! Только глаза бы его не глядели. Размахнулся-то шибко, да толку мало: в хозяйстве нет денег. Ссуду, какую на стройку дали, уже потратили. Кое-что дает подсобный промысел, а то бы с этим комплексом совсем сел.

— Денег нет, — Варгин развел руками.

— А я что — сам, что ль, их чеканю? — отозвался Суховерхов. — У меня небось тоже хозрасчет и рабочие есть. Приходит день зарплаты — вынь да положь.

— Зачем ты мне басни толкуешь? — раздраженно продолжал Варгин. — Вынь да положь! Надо — ты выкладываешь деньги не оглядываясь. Знаешь: они есть. А я, придя в правление, первым делом зову бухгалтера: «Сколько у нас наличных на счету? А за молоко нам еще не начислили?» изворачиваемся как можем. Штопаем дыры. Все надо. Ферму — надо! Школу — надо! Детсад — надо!

— Построишь комплекс — заткнешь меня за пояс, — пошутил Суховерхов.

— Заткнешь тебя, черта, — заулыбался и Варгин.

— Да хватит вам. Хоть в праздники-то не ругайтесь. — Егоровна вошла, неся в руках тарелку с холодцом.

— Садитесь. Прошу, — сказал Варгин.

Они сели рядом — тонкий и длинный Суховерхов и Варгин — невысокий, ладный.

4

В начале ноября тысяча девятьсот сорок второго года фронт в Сталинграде стабилизировался. Бои шли за каждый дом, за каждый уцелевший подвал, за обломок стены. Воюющие стороны — и мы, и немцы — глубоко закопались в землю. Артиллерийские и минометные дуэли сотрясали воздух с утра и до ночи. Наступала пора позиционной войны: немцы стали охотиться за каждым отдельным бойцом и офицером.

Тогда-то, в начале ноября, после недолгих учений на дивизионных курсах, Варгин, к тому времени боец уже обстрелянный, и получил винтовку с оптическим прицелом. Такие же снайперские винтовки получили и еще десятка два бойцов дивизии. Они вернулись на передовую, и утром каждый из них стал уже не бойцом роты, а снайпером и должен был воевать на свой страх и риск.