Грехи - [4]

Кэрри не обижалась – в этом смысле она была исключительным человеком. Слишком толстокожа и самонадеянна, подумала Эрика.

– Ну, дорогуша, ты еще и протестантка. Наверное, Брет охотнее принял бы нашу дружбу, если бы ты, как и мы, была южной баптисткой, но даже он признает, что без заблудших и грешных в этом мире от него, как от священника, было бы мало пользы. – Ее темные глаза сверкали озорством, и, несмотря на раздражение, Эрика рассмеялась:

– Ты откровенна, Робертс.

– Это глупо?

– Нет, но не спеши развивать дальше эту теорию. Я бы ни за что не простила твоей высокомерной нравственности, если бы не понимала, что у тебя нет другого выхода, – ты находишься между родителями и Бретом. Я знала, что, когда вы стали встречаться в восьмом классе, он хотел положить конец ссоре, которую устроили твои родители.

– Ты любишь меня и знаешь об этом.

– Ну да. Это единственный порок в моей в остальном такой безупречной жизни.

– Ха-ха-ха, – произнесла Кэрри.

– Ладно, вернемся к твоему другу. Когда он возвращается из Спрингфилда?

– Завтра. Он сказал, что придет к моему дому завтра вечером после встречи с родными.

– Ага, вот чем объясняется цвет твоих щечек, – возбуждением при мыслях о предстоящей встрече.

– Ты прекратишь?! К чему вся эта сексуальная болтовня? Тебя в самом деле интересует Кин Боухэнон?

Эрика пожала плечами:

– Не знаю. Я хочу сказать, что он интересный и веселый парень, но мы не очень хорошо знаем друг друга. Однако целуется он как человек, рожденный специально для этого. – Направляясь по скоростной магистрали к Бар-Бер-Кин Эстейтс, она искоса взглянула на Кэрри. – Почему бы вам с Бретом не встретить нас на проспекте завтра вечером? Ты можешь предложить Брету посмотреть, как Боу делает это. Может, он чему-нибудь научится.

Кэрри засмеялась, но, когда она повернулась к подруге, в ее глазах читалось сомнение.

– Что? – спросила Эрика в ответ на невысказанный вопрос.

– Ничего. Мне просто хотелось бы, чтобы ты лучше относилась к Брету.

– Но, Кэрри, это не означает, что он мне не нравится, он просто не в моем вкусе. – Она сжала губы, чтобы скрыть улыбку, и добавила: – И еще я думаю, что его благочестие и предупредительность – это все притворство, он, наверное, бесподобен, когда погашен свет.

Кэрри не ответила, обиженно надулась, сложила руки на плоской груди и отвернулась к окошку.

Эрика не могла сдержать поддразнивающий сдавленный смешок.

– Прости, я больше не буду подшучивать над тобой. Создается впечатление, что сегодня я сексуально озабочена, да?

Не в силах больше дуться, Кэрри взглянула на подругу:

– Еще бы! Клянусь, я не уверена, что тебе безопасно проводить лето с Боу. Твоя мама знает, что ты задумала?

– Нет, но она, в отличие от твоей, не стала бы поднимать шум, – мои родители без предрассудков.

– Ха! Это, вероятно, величайшее преуменьшение последнего десятилетия. У мамы начинается учащенное сердцебиение каждое утро, когда твоя мать делает пробежки в этом своем обтягивающем спортивном купальнике.

Эрика, усмехаясь, покачала головой, притормозила и осторожно подъехала к тротуару у дома Кэрри. Когда же она снова заговорила, ее тон был сдержанным.

– У меня в мыслях не только секс, но и все, что я еще не успела сделать в жизни. Наверное, меня заставила задуматься смерть Синди Ричвальски. Существует так много всего, чего мы не пробовали. А что, если с нами произойдет такое? Ты можешь представить, что будешь мертвой через два года?

При упоминании об убийстве молодой женщины, с которой ни одна из девушек не была близко знакома, Кэрри запустила пальцы в свои длинные волосы, ее лоб наморщился, а рот брезгливо скривился.

– Я ничем не могу помочь, но думаю, она сама напрашивалась на это.

– Ты шутишь! Ужасно! Как ты можешь даже произносить такое? Меня не заботит, кем она была или какой образ жизни вела, но ни одна женщина не заслуживает, чтобы ей проломили голову бейсбольной битой.

– О, я понимаю, это ужасно, но она путалась с такими подонками. Знаешь, мой папа сказал, что она дружила с этой Банни Эпперсон, которой перерезали горло как раз за неделю до убийства Синди. А это означает, что она, вероятно, тоже знала владельца ломбарда, потому что его убили тем же способом, что и Банни.

– Значит, ты считаешь, что все они заслуживали то, что получили?

– Да нет, конечно, нет. Такого никто не заслуживает. Но, Эрика, давай смотреть фактам в лицо. Наш мир – это скопление зла, и, если ты позволишь себе стать частицей этого зла, тебе придется беспокоиться о последствиях.

– О Господи! Это говорит твоя мать или это теория, которую проповедует будущий преподобный Брет Пирсон?

– Ни то и ни другое! – Кэрри взяла свое платье с заднего сиденья и открыла дверцу. – Просто я знаю, что правильно и что неправильно, вот и все. И ты тоже это знаешь. Посмотри на нас. Мы не ходим на вечеринки, которые длятся всю ночь, и никто не пытается нас убивать.

– Прямо как из уст миссис Робертс, – проворчала Эрика, как только Кэрри вышла из автомобиля.

– Что? – переспросила Кэрри.

– Ничего.

– Так ты идешь или нет?

Эрика подавила свое раздражение – сейчас не время разбираться с ханжескими взглядами подруги. Взяв платье и бросив в кошелек ключи от автомобиля, она поспешила через лужайку вслед за Кэрри.