Грех - [59]
Тогда я, наверное, в последний раз побывал в магазине Кноля «nur für Deutsche» и отоварил для господина Канерта карточки для «Reichs-deutsche»… В то время, кроме работы в Woh-nungsamt’e и заведования складом метел и извести, я стал соредактором журнала «С оружием в руках» Радомского округа АК[29] и уже три месяца учился на подпольных курсах подхорунжих АК… было нас четверо курсантов, пятый не объявился… помню псевдонимы троих: Марьянус, Вентура и Сатир… псевдонима четвертого не помню… мы еще в школе проходили военную подготовку, овладели основами строевой подготовки с оружием и стрельбой из малокалиберной винтовки… умели окапываться и, конечно, «отдавать честь»… но на «курсах» нужно было все повторить сначала… кроме того, мы изучали оружие — это было кропотливое и рискованное занятие: разбирать, собирать, чистить винтовку и ручной пулемет, который использовался в сентябрьской кампании[30]. А еще надо было освоить уличные бои и подрывное дело с доступными взрывоматериалами, которые позднее, уже в партизанском отряде, нам сбрасывали на парашютах. Мы упражнялись за городом, однажды летом даже были ночные учения, из-за комендантского часа домой возвращались утром… Для полевых учений нам служили палки, у меня даже была выструганная из дерева винтовка, с которой нужно было не только отрабатывать «приемы», но и ползти и т. д. С этим деревянным ружьем я расстался только после экзамена на курсах подхорунжих, который проходил в нашей квартире. Экзаменовали нас капитан Ураган и поручик, которого я знал с давних времен как Мирека Михальского… одним из инструкторов был поручик Саламандра, Зютек М. Мама поила нас чаем (?), не помню, из какого-то эрзаца или еще из чего-то там, и не догадывалась, а скорее притворялась, что не знает, чем мы занимаемся. Для нашего журнала, то ли еженедельного, то ли ежемесячного, я готовил «обзор вражеской прессы» — читал множество немецких газет и польских газетенок, ходил в кино (чтобы посмотреть киножурнал «Новости недели», а при случае увидеть Цару Леандер, Полу Уэсли, Ольгу Чехову и других звезд, которые мне очень нравились)… Я восхищался прекрасно отредактированным еженедельником «Дас Рейх» с передовицами министра Геббельса, хромого умника… любовника многих актрис… я не знал, что тот же министр написал роман и пописывал для театра… Этакий Мефистофель в партийном мундире… Так проходили мои дни и ночи. Но однажды… пан Лукас и к, потирая руки, подошел к моему столу, вынул из жилетного кармашка часы, завел: «Я должен тебе кое-что сказать… Господин начальник жандармерии спрашивал что ты за фрукт потому что видел тебя в коридоре и не знает что ты тут делаешь а здесь комендатура и радиопередатчик какой-то и сказал что ты ему не поклонился и еще что тот Sonderdienst что стоит на посту сказал ему что ты проходишь мимо него по утрам и не кланяешься и шапки не сымаешь и он тоже не знает что ты здесь делаешь…» Вошел пан Гросман, посмотрел на меня и на мою «картотеку», пожевал губами, но ничего не сказал… потом вышел из комнаты, будто не хотел слушать, о чем мы тут говорим… лицо у него было серо-зеленое… «я те говорю сматывайся по-быстрому и боле не попадайся на глаза не то завтра поздно будет… твое счастье что тот постовой уехал но пообещал к завтрему вернуться… а еще та рыжая девка с радиостанции то ли телефонистка всем рассказывает что ее брат тебя знал со школы и чего-то с тобой не в порядке или с бабкой твоей или с матерью… мое дело сторона… но что-то тут не чисто… я-то сам не знаю но кто-то мне говорил что мать твоя — настоящая католичка… тогда выходит бабка»… Сердце у меня замерло, а потом подступило к горлу и там застряло… страх за маму, братьев, отца… страх за всю нашу семью ударил мне в голову, я не понимал, что со мной творится… а я уже был не ребенок, мне уже исполнился двадцать один год, я пережил начало войны, бомбардировки, два года оккупации, работу на мебельной фабрике «Тонет», даже был перед самой войной помощником каменщика… полгода скрывался и учил детей в доме лесничего где-то в лесу между Вартой и Пилицей, числился «сборщиком» лекарственных трав и т. д. и т. п. Но испугался я как ребенок… пан Лукасик поглядел на меня тоже будто испуганно, потом снял очки и стал протирать их носовым платком, «что с тобой парень… — услышал я его голос… — не боись еще ничего не случилось… только сматывайся отсюда и из города на подольше… с господином Канертом я уже балакал насчет этого дела и он тебе велел шибчей до него бечь»… пан Лукасик опять вынул часы и посмотрел, который час… рыжие волосы на его голове встали дыбом и… я высморкался, вытер глаза и постучался в дверь кабинета господина Канерта… Он сидел за письменным столом над какими-то бумагами… смотрел на меня минуту, будто хотел что-то сказать, но только поманил к себе… покачал головой… дрожащую ладонь положил на бумаги…
