Грех - имя твое, женщина - [71]

Я с трудом попыталась повернуть голову, чтобы осмотреться. Шея болела нещадно. В голове как будто кто-то помешал большой раскаленной ложкой, настолько она болела. Я было потянулась руками к голове, но не смогла даже дернуться. Двигаться не могла из-за веревок опутывающих тело от шеи до самых пяток, словно огромный шелкопряд решил испытать свое умение на мне. Пошевелить руками было практически невозможно. Закричать тем более и все из-за кляпа, который предусмотрительно засунули мне в рот. И как я только не задохнулась с подобным украшением? Попыталась еще раз подергаться. Извиваться, словно дождевой червяк, не могла. В лучшем случае перевернуться на живот. Но тогда мне грозило задохнуться. Не самая лучшая перспектива.

Я, поняв, что освободиться в ближайшие секунды мне не светит, переключила внимание на все, что было вокруг меня.

А находилась я в каком-то заброшенном доме с высокими потолками, обшарпанными обоями, местами свисающими клочьями чуть ли не до самого пола, обвалившемся в паре мест потолком, через дыры в котором, кажется, даже было видно небо. По крайней мере, мне так показалось в свете едва горящего за окном фонаря. Пол подо мной был когда-то деревянным, если судить по отметинам, оставленным топором или чем-то не менее острым. Складывалось впечатление, что тут играли в какую-то игру типа ножичков.

Моего похитителя видно не было. Чем же он меня приложил?

Сквозь туман в сознании пыталась понять, послышался ли мне голос Слюсаренко на самом деле или же я его придумала. Ведь если верить себе, то именно ему принадлежала фраза, произнесенная в темноте тенистой аллеи, когда до отеля оставалось всего ничего. По спине пробежала стая ледяных мурашек. Если голос принадлежал именно тому мужчине, о ком я думала, то мне не следовало ожидать ничего хорошего.

Послышался шум. Он раздавался с того места, которое мне не было видно из-за колонны, поддерживающей потолок. В голову пришла шальная мысль, но надо было все же попытаться хотя бы помычать. Однако было слишком поздно. Следовало выяснить хоть малую толику сведений, и тот факт, а не ошиблась ли я с предположением относительно Слюсаренко.

Интересно, а где меня держат и что это за здание? По пути к центру города, когда я искала, где бы перекусить, то видела на улице множество старинных домов. Не в одном ли таком же я находилась в данный момент? Хотя, вроде как и не похоже. Потому как большинство из домов были двухэтажные, а то и трех. А тот, в котором находилась я, был явно одноэтажный.

Может быть, меня вывезли за город? Или вообще в другую местность?

Я лежала тихо-тихо, что не мешало мне думать и строить предположения.

Где-то в глубине дома загрохотало, да так, как будто покатилось пустое ведро. А следом раздалось грязное ругательство. Судя по интонации, мужчина явно был не в духе.

Шаги приближались. Я изо всех сил сомкнула веки, но потом вспомним, что могу тем самым себя выдать с потрохами, постаралась их несколько расслабить и представить, что смотрю сквозь них, не моргая.

Человек был все ближе и ближе ко мне. От страха низ живота противно заныл. Жутко захотелось в туалет. Я представила ситуацию, в которой открываю глаза и прошу похитителя сводить меня пописать. Мне не было бы так смешно, если бы не было так грустно. И, кроме того, страшно.

Шаги остановились прямо возле меня.

— Просыпайся, сука, — острая боль пронзила бок. От неожиданности я вскрикнула, хотя мой возглас был похож на сдавленное кряхтение. — Ой, а мы-то придуриваемся. Открывай глаза, пока я тебе их ножичком не открыл.

Понимая, что это не пустая угроза, выполнила приказанное. Открыла глаза и увидела, стоящего надо мной Слюсаренко и держащего в руках нож. Я уже и не надеялась встретить мужчину в этой жизни. Сбылся мой самый страшный кошмар.

— Мир тесен. Не правда ли, Ирочка? — глумливо ухмыляясь, спросил меня мужчина. В свете фонаря, едва освещавшего помещение, Виталий выглядел крайне устрашающе. Чего только стоили его глаза, лихорадочно блестящие. — Думала, что больше не увидишь меня? Как же ты ошибалась. Я никому и никогда не прощаю обиды. А тем более тебе. Надеялась, что поменяешь прическу, имя, и я тебя не узнаю? Ошибаешься. Я все помню, — зло смотрел на меня Виталий, поигрывая ножиком. — Как видишь, встретились.

— Что молчишь? Али язык прикусила? — продолжал потешаться мужчина. Он присел на корточки, и теперь его лицо находилось еще ближе к моему. А Слюсаренко постарел. Это проявлялось не в количестве проявившихся в уголках глаз морщин, это чувствовалось на эмоциональном уровне. Бывает вот глянешь на человека, вроде бы времени с последней встречи прошло не так много, а внешний вид говорит совсем о другом. Видимо ничего радостного в жизни Слюсаренко не было. Интересно, а чем он занимался все это время?

— Ах, да. Ты говорить не можешь. А кричать можешь? — ни с того, ни с сего мужчина ткнул в меня ножом. Было больно. Естественно, закричать я не могла, разве что замычать. Я очень надеялась, что Виталий ничего мне не повредил, потому как если это произошло, то при ранении в живот смерть моя будет долгой и мучительной. — Не можешь, — сделал заключение мужчина. А жалко. Я бы хотел, чтобы ты кричала. Но тогда тебя будет слышно, а мне это совершенно ни к чему.