Греческий мир в доклассическую эпоху - [40]

Так или иначе, Эгина, вслед за Эпидавром, вступила в Калаврийскую амфиктионию (с центром в Калаврии — на нынешнем Поросе) — один из древнейших священных союзов, в который входили крупнейшие морские полисы в Сароническом и Аргосском заливах, а также Орхомен в Беотии. Но вполне возможно, что остров некоторое время контролировал Фидон Аргосский (Глава III, раздел 1) — хотя сведения о том, что он использовал его в качестве своего «монетного двора», оказались ошибочными. Как бы то ни было, Эгина — избегнув стадии тирании, укоренившейся в ту пору в других полисах, — установила у себя надежный олигархический режим, зиждившийся на торговле. При таком правлении Эгина не только процветала благодаря купеческой деятельности и торговому посредничеству, но и превратилась в VII веке до н. э. в перворазрядную греческую талассокра-тию — морскую державу⁴⁵.

Приблизительно с 595/590 гг. до н. э., или, быть может, чуть позже, эгинцы принялись чеканить серебряные монеты с изображением черепахи — самые ранние из всех монет как на материке, так и на окрестных островах. Они находились в широком обращении на протяжении последующих веков и явились одним из двух главных (наряду с эвбейско-аттическим) монетных весовых стандартов, бытовавших среди греков. Эгинский стандарт, отталкивавшийся от драхмы весом около 6 граммов (и в конечном счете отражавший сирийскую систему мер, где мина содержала 50 сиклей [статеров]), был принят во всем Пелопоннесе, во многих государствах Средней Греции и на многих островах. Кроме того, на Эгине была разработана старейшая система мер и весов, известная греческому миру.

На Эгине имелся большой храм Аполлона (от него сохранились лишь незначительные фрагменты), а по соседству с ним, на мысе Колонна, — несколько более позднее и меньшее по размерам, но весьма знаменитое святилище Афайи (догреческой богини, затем отождествленной с Афиной). На месте храма до сих пор возвышаются его колонны; сохранились и мускулистые скульптуры с фронтона (ныне в музеях Мюнхена и Афин), принадлежащие по меньшей мере к двум разным стилям и относящиеся, возможно, к 520–500 гг. до н. э. — если только изваяния второго мастера не созданы десятилетием или двумя позже. Эти скульптурные группы, в которых чувствуется и пелопоннесская основательность, и ионийско-аттическое изящество, изображают сцены Троянской войны и предвосхищают будущие возможности круглой (отдельно стоящей) скульптуры. Да и в бронзовой скульптуре эгинцы успели утвердить свое первенство; в этой области славился ваятель Онат. Говорили, что он, а еще Каллон и Глав-кий, превосходили всех прочих в изображении обнаженного мужского тела.

Нередко возникало соперничество между Эгиной и Самосом, особенно в Навкратисе — торговом городе в Египте, — где из всех раннегреческих полисов имела представительство одна только Эгина. Но наконец наступала неизбежная пора, когда сломить морское и торговое могущество Эгины, расположенной в столь неуютной близости, вознамерились Афины. Уже Солон принимал законы, призванные ограничить эгинскую торговлю⁴⁶, вследствие чего островитяне заключили союз сначала со спартанцами (хотя неясно, сделалась ли Эгина в действительности членом Пелопоннесского союза), а затем с Беотийским союзом. Но после того, как этот союз, вместе с Халкидой, понесли поражение от афинян в 506 г. до н. э., — Афины встряли в неизбежную «необъявленную войну» с Эги-ной — в продолжительную и непримиримую борьбу. Олигархам, господствовавшим на Эгине, и демократически настроенным афинянам было не столковаться между собой. Позднее Пиндар восхвалял эгинскую эвномию, власть богачей. А Геродот в начале V века до н. э. передавал, что они убили 700 представителей демоса — то есть сторонников более широкой формы правления⁴⁷.

Столь враждебное отношение эгинского правящего класса к Афинам означало, что, когда афиняне как будто собирались вступить в столкновение с Персией, им не приходилось ожидать помощи от все еще нерушимой Эгинской державы, — а ту, в свой черед, легко было заподозрить (быть может, справедливо) в сочувствии персам, которые могли бы истребить ее недружелюбных соседей-афинян. После того как афиняне выказали вражду по отношению к персам, выслав двадцать кораблей в помощь Ионийскому восстанию (499–498 гг. до н. э.), — они вскоре пошли на попятный и спешно увели из Малой Азии свой флот, — опасаясь, как бы Эгина с его отсутствием не учинила какой каверзы.

Избрание в 496 г. до н. э. афинским архонтом Гиппарха (по-видимому, члена семьи Писистрата, чей сын и ближайший преемник носил то же имя) свидетельствует о том, что в городе еще сохранялось некоторое влияние проперсидской партии. С другой стороны, многие афиняне были повергнуты в скорбь, когда пришла весть о поражении Ионийского восстания и последовавшем за ним взятием Милета (494 г. до н. э.). А спустя год (или чуть позже) трагический поэт Фри-них, сочинивший драму на этот сюжет, был подвергнут штрафу за то, что напомнил о бедствии, постигшем милетских друзей.

Тем временем персы ничуть не забыли афинянам их враждебного вмешательства в мятеж и вознамерились им отомстить. Так была подготовлена почва для греко-персидских войн. Почувствовав их приближение, дальновидный молодой Фемистокл, будучи архонтом в 493 г. до н. э., или занимая позже какую-то другую должность, начал превращать Пирей в укрепленный порт. Безусловно, причины, подвигшие его на столь решительный шаг, носили смешанный характер. Одной из причин была персидская опасность, другой — развитие торговли. Но дополнительным побуждением стал страх перед эгинцами и желание устоять против них, — особенно, вздумай они нанести Афинам удар в спину, когда персы приведут свою угрозу в исполнение. И этот страх не исчезал до тех пор, как афиняне наконец не захватили остров — уже спустя два с лишним десятилетия после окончания греко-персидских войн